однажды с дальней заставы и начал хвастать, что в одиночку тридцать печенегов сразил. Богатырь он, конечно, удалой, да только словам никто не поверил. Золотая палата Лешака на смех подняла. Стоит герой, ни живой, ни мертвый. Даже в драку полезть хотел, да вовремя понял, что супротив лучших витязей не выдюжит. Белоян помог. Вынес чудотворный сосуд и дал в руки. Расскажи, говорит, по новой. Поповский сын повторил. И тут из чаши плеснуло. Вина было так много, что даже через край полезло. Выходит, что не соврал, а наоборот поскромничал богатырь. Печенегов то не тридцать было, а все пятьдесят.
Степан замолчал, давая понять, что ничего страшного пока не произошло. От этих слов легче не стало. Однако впереди забрезжил тонкий лучик надежды. Безымян забрался на телегу и принялся наблюдать за тем, как заспанные возницы ловят разбежавшихся за ночь коней. Гореслав подбоченясь расхаживал вдоль обоза и проверял, как закреплены клети.
— Чего псов не кормишь? — Попытался сорвать на нем злость полянин.
— Не мои. — Отрезал купец. — Сами следом увязались.
— Так гони их взашей! — Взорвался мытарь.
— Тебе надо, ты и гони.
Гореслав удовлетворенно хмыкнул и начал седлать вороного.
— Вот сволочь. — В сердцах произнес Безымян. — Я его от подорожной спас, а он грубит.
Степан сел рядом с полянином и тихо спросил:
— Что с тобой ночью-то приключилось?
Безымян рассказал, умолчав о том, какой откуп дал соломенный старик за свое освобождение.
— Нужно было клад просить. — С досадой промолвил стрелок.
— Так ведь он предлагал.
— А ты, добрая душа, отказался?
Полянин кивнул.
— Зря. — Мечтательно выдохнул стрелок.
— Сам жалею. Чувствую, придется Выборг в одиночку спасать. Как раз золото бы и пригодилось. Я б на него меч купил и дружину собрал.
— Ты хоть им биться умеешь? — Спросил Степан.
— Научусь.
— Не скажи. Люди полжизни искусством боя овладевают. А ты решил враз богатырем сделаться.
Степан покачнулся. Телега рывком сдвинулась с места и поползла по дороге. Возницы криком и улюлюканьем подбадривали сонных коней, но те едва переставляли ноги. Полянин уставился на проплывающую мимо землю и, хоть его не спрашивали, обиженно произнес:
— Все равно, прежде чем в Выборг идти, меч добуду. Стыдно с дубиной город спасать.
Стрелок лишь тряхнул головой, не понимая глупого упрямства товарища.
— Странная штука, любовь. — Прошептал он и затянул унылую песню.
— Замолчи. — Попросил Безымян. — Без тебя тошно. Первый раз в жизни важное дело доверили, а я облажался. Расскажешь кому, — не поверят.
— Хочешь, развеселю. — Предложил стрелок. — Я тут новую песню сложил. Вроде, ничего получилась. А то надоело смотреть, как вы с Арпашкой дуетесь. Можно подумать, на этих клетках и грамоте свет клином сошелся.
Не дожидаясь согласия товарищей, он набрал полную грудь воздуха и запел:
— Мертвый степняк не шипит, не щебечет мертвый степняк, он не ест, не пьет и на Русь войной не идет.
Безымян и Арпашка переглянулись и, достигнув молчаливого согласия, набросились на Степана.
— Сдаюсь. — Тяжело дыша, прошептал стрелок. — Больше петь не буду.
— Тише вы. — Ругнулся Гореслав. — Расшалились. Еще телегу переверните.
Безымян сгреб товарищей в охапку и с улыбкой прошептал:
— Прорвемся.
— Точно. — Подхватил Степан. — Где наша не пропадала?
Выглянуло солнышко, и то ли от него, то ли от дружеского участия на душе у Безымяна потеплело. Он уже не хмурился, а с интересом рассматривал, как разительно изменилась раскинувшаяся по обе стороны от дороги равнина. Окрестные поля были перепаханы. Ровная борозда тянулась от горизонта до горизонта. Обмытая осенним дождиком, плодородная земля лежала аккуратными разбитыми комьями. Должно быть, здесь трудилась не одна сотня чудо — пахарей. Полянин восхищенно посмотрел на стрелка и прошептал:
— Ровно-то как. Куда взгляд ни глянь — пашня.
— По нужде сходить некуда. — Отозвался Степан. — Ни бугорка, ни кустика.
Кустик все же нашелся. Стрелок остановил обоз и двинул по паханному, стараясь ступать осторожно, чтобы не погубить труд неведомого работника. Безымян пошел за ним, стараясь не попадать след в след, чтобы не протоптать тропинку. Забравшись за ракитов куст, он обомлел, забыв о том, зачем сюда шел. У самых корней лежала укрытая от постороннего взгляда кленовая сошка.
— Славная. — Прошептал полянин, ощупывая очищенные от земли булатные сошники.
Он провел рукой по шелковому гужу и взялся за обжи.
— Ты чего? — Отстраняясь от полянина, спросил стрелок.
— Да вот, кто-то соху обронил. Давай на рынок в Белгород снесем?
— Дурень. — Ругнулся Степан. — Соху за ракитов куст умышленно бросили. Видно, пахарь по неотложному делу отлучился, а ее за ветвями схоронил, чтобы не украли.
Степан потянул орудие на себя, но не сдвинул с места.
— Приросла она что ли? — Спросил он и рванул, что есть силы, но сошка даже не пошевелилась.
— Зачем тогда прятать, если ее кроме хозяина никто не поднимет?
— Не скажи, брат. — Улыбаясь, произнес полянин. — Просто у вас, ратников своя сила, а у нас, крестьян, своя.
Безымян вцепился в обжи и с выдохом взвалил соху на плечо. При этом его ноги по щиколотку ушли в пахоту.
— Может, и впрямь на рынке продать, чтоб хозяин в следующий раз добром не разбрасывался. — Спросил полянин, приноравливаясь к тяжести.
— Поставь. — Посоветовал Степан. — Это Микулы Селяниновича работа. Опять, наверное, богатыря Вольгу из беды выручать поехал. Вот сошку спрятать времени и не хватило.
Безымян аккуратно поставил орудие на место и с сожалением произнес:
— Жалко сошку здесь оставлять. Украдут ведь. А перепрячем, хозяин не найдет.
— Ладно, пошли. Заждались нас уже. — Бросил стрелок и, заравнивая следы, побрел к дороге.
Полянин заботливо погладил обжи и, вздохнув, с тоской вспомнил о приютившей его деревеньке. Наверное, мужики сейчас тоже пашут. Руки Безымяна заныли. Ему захотелось встать за соху и пройтись за кобылой хотя бы ряд. Почувствовать запах свежей земли. Услышать скрип каменьев о сошники. Полянин прогнал блажь. Нужно было спасать Выборг, иначе по осени хлебом кормить будет некого. Безымян нахмурился, но удержать угрюмый вид долго не смог. От мимолетного воспоминания, настроение заметно улучшилось. Разглядывая черную гладь пашни, он и не заметил, как на горизонте начали проступать из вечерней дымки каменные стены славного города Белгорода. Погонщики оживились и начали перебрасываться шуточками в предвкушении мягкой постели и стаканчика медового настоя. Гореслав гордо вскинул голову и раздался в плечах, пытаясь выглядеть солидно и уверенно. При въезде он дал купеческое слово, что не будет продавать товар за стенами города. Это освободило обоз от обязательной десятины.
— Тут и распрощаемся? — Спросил Безымян.
— Дальше не поедете? — Без сожаления поинтересовался Гореслав.
— До Киева рукой подать. Сами доберемся. — Произнес полянин и пожал слабую купеческую руку. — Может, даже сегодня двинем.
Хозяин обоза кивнул и, увидев, что возницы не распрягают коней, бросился к ним.
— Пойдем. — Поманил Безымяна стрелок.
— Постой, а где Арпашка?
