народа, на каждом шагу принося их в жертву безумным порывам произвола и самовластія' (из передовой статьи 'Рус. В?д.' 7 марта). В политической близорукости, быть может, повинны вс? общественныя группировки, но от признанія этого факта нисколько не изм?няется суть д?ла: февральскія событія в Петербург?, их размах, отклик на них и итог оказались р?шительно для вс?х неожиданными — 'девятый вал', по признанію Мякотина (в первом публичном выступленіи посл? революціи), пришел тогда, 'когда о нем думали меньше всего'. Теоретически о грядущей революціи всегда говорили много — и в л?вых, и в правых, и в промежуточных, либеральных кругах. Предреволюціонныя донесенія агентуры департамента полиціи и записи современников полны таких предвид?ній и пророчеств — н?которым из них нельзя отказать в прозорливости, настолько они совпали с т?м, что фактически произошло. В д?йствительности же подобныя предвид?нія не выходили за пред?лы абстрактных разсчетов и субъективных ощущеній того, что Россія должна стоять 'на порог? великих событій'. Это одинаково касается, как предсказаній в 16 г. н?коего писца Александро-Невской Лавры, зарегистрированных в показаніях филеров, которые опекали Распутина, так и предвид?ній политиков и соціологов. Если циммервальдец Суханов был уб?жден, что 'міровая соціальная революція не может не ув?нчать собой міровой имперіалистической войны', то его прогнозы в сущности лежали в той же плоскости, что и размышленія в часы безсонницы в август? 14 г. вел. кн. Ник. Мих., записавшаго в дневник: 'к чему зат?яли эту убійственную войну, каковы будут ея конечные результаты? Одно для меня ясно, что во вс?х странах произойдут громадные перевороты, мн? мнится конец многих монархій и тріумф всемірнаго соціализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войны'. Писательница Гиппіус занесла в дневник 3 октября 16 г.: 'никто не сомн?вается, что будет революція. Никто не знает, какая и когда она будет, и не ужасно ли? — никто не думает об этом'. (Предусмотрительность часто появляется в опубликованных дневниках post factum). Во всяком случа? не думали потому, что вопрос этот в конкретной постановк? в сознаніи огромнаго большинства современников не был актуален, — и близость революціи исчислялась не днями и даже не м?сяцами, а может быть, 'годами'. Говорили о 'революціи' посл? войны (Шкловскій). Даже всевидящій Ленин, считавшій, что 'всемірная имперіалистическая война' является 'всесв?тным режиссером, который может ускорить революцію' ('Письма издалека'), за два м?сяца до революціи в одном из своих докладов в Цюрих? сд?лал обмолвку: 'Мы, старики, быть может, до грядущей революціи не доживем'. По наблюденіям французскаго журналиста Анэ, каждый русскій предсказывал революцію на сл?дующій год, в сущности не в?ря своим предсказаніям. Эти общественные толки, поднимавшіеся до аристократических и придворных кругов, надо отнести в область простой разговорной словесности, конечно, показательной для общественных настроеній и создавшей психологію ожиданія чего-то фатально неизб?жнаго через какой-то неопред?ленный промежуток времени.
Ожиданіе новаго катаклизма являлось доминирующим настроеніем в самых различных общественных кругах — и 'л?вых' и 'правых , посл? завершенія 'великой русской революціи', как 'сгоряча' окрестили 1905 год, Россію ждет 'революція безповоротная и ужасная' — положеніе это красной нитью проходит через перлюстрированную департаментом полиціи частную переписку (мы им?ем опубликованный отчет, напр., за 1908 г.). Челов?к весьма консервативных политических уб?жденій, харьковскій проф. Вязигин писал: 'Самые черные дни у нас еще впереди, а мы быстрыми шагами несемся к пропасти'. Ему вторит политик ум?ренных взглядов, член Гос. Сов. Шипов: 'родина приближается к пропасти'... 'предстоящая неизб?жная революція легко может вылиться в форму пугачевщины'. И все-таки Шипов, путем размышленія, готов признать, что 'теперь ч?м хуже, т?м лучше', ибо 'ч?м скор?е грянет этот гром, т?м мен?е он будет страшен и опасен'. И бол?е л?вый Петрункевич хоть и признает, что наступила 'полная агонія' правительственной власти, что 'теперь борьба демократизировалась в самом дурном смысл?', что 'выступили на арену борьбы необузданный и дикія силы', однако, все это, по его мн?нію, свид?тельствует, что 'мы живем не на кладбищ?'. 'Будущее в наших руках, если не впадет в прострацію само общество', успокаивает редактор 'Рус. В?д.' Соболевскій сомн?вающагося своего товарища по работ? проф. Анучина и т. д. И очень часто в переписк? государственных д?ятелей, ученых и простых обывателей, с которой ознакамливались перлюстраторы, звучит мотив: 'вряд ли без вн?шняго толчка что-нибудь будет'. В кругах той либерально- консервативной интеллигенціи, которая под водительством думскаго прогрессивнаго блока претендовала на преемственность власти при новых парламентских комбинаціях, ожиданіе революціи, вышедшей из н?др народной толщи и рисовавшейся своим радикальным разр?шеніем накопившихся соціальных противор?чій какой-то новой 'пугачевщиной', 'русским бунтом, безсмысленным и безпощадным', по выраженію еще Пушкина, носило еще мен?е реалистическія формы. Революціонный жупел, посколько он выявлялся с кафедры Гос. Думы, зд?сь был пріемом своего рода педагогическаго возд?йствія на верховную власть в ц?лях принудить ее капитулировать перед общественными требованіями. В д?йствительности мало кто в?рил, что то, 'чего вс? опасаются', может случиться, и в интимных разговорах, отм?чаемых агентами деп. полиціи (и не только ими), ожидаемая революція зам?нялась 'почти безкровным' дворцовым переворотом — до него в представленіи оппозиціонных думских политиков оставалось 'всего лишь н?сколько м?сяцев' даже, может быть, н?сколько нед?ль.
2.Неожиданность революціи.
'Революція застала врасплох только в смысл? момента', утверждает Троцкій. Но в этом и была сущность реальнаго положенія, предшествовавшаго 27 февраля. Несомн?нен факт, устанавливаемый Сухановым, что ни одна партія непосредственно не готовилась к перевороту. Будущій л?вый с.-р. Мстиславскій выразился еще р?зче: 'революція застала нас, тогдашних партійных людей, как евангельских неразумных д?в, спящими'. Большевики не представляли собой исключенія — наканун? революціи, по образному выраженію Покровскаго, они были 'в десяти верстах от вооруженнаго возстанія'. Правда, наканун? созыва Думы они звали рабочую массу на улицу, на Невскій, противопоставляя свою демонстрацію в годовщину дня суда над с.-д. депутатами 10 февраля проекту оборонческих групп'хожденія к Дум?' 14 февраля, но фактически это революціонное д?йствіе не выходит из сферы обычной пропаганды стачек.
Нельзя обманываться лозунгами: 'Долой царскую монархію' и 'Да здравствует Временное Революціонное Правительство' и т. д. — то были лишь традиціонныя присказки всякой прокламаціи, выходившей из револнціоннаго подполья. Рабочіе не вышли на улицу. Быть может, свою роль сыграла агитація думских кругов, выступавших с предупрежденіем о провокаціонном характер? призывов[12], но еще в большей степени полная раздробленность и политическое расхожденіе революціонных штабов. Характерно, что близкіе большевикам так называемые 'междурайонцы' в особом листк?, выпущенном 14 февраля, 'признавали нец?лесообразным общее революціонное выступленіе пролетаріата в момент не изжитаго тяжелаго внутренняго кризиса соціалистических партій и в момент, когда не было основанія разсчитывать 'на активную поддержку арміи'. 'Обычное', конечно, шло своим чередом, ибо революціонные штабы готовили массы к 'грядущему выступленію'. И тот же петербургскій междурайонный комитет с.-дем, в международный день работниц 23 февраля (женское 'первое мая') выпускает листовку с призывом протестовать против войны и правительства, которое 'начало войну и не может ее окончить'. Трудно поэтому уличное выступленіе 23 февраля, которое вливалось в наростающую волну стачек, им?вших всегда не только экономическій, но и политическій отт?нок, назвать 'самочинным'. Военные представители иностранных миссій в телеграмм? в Ставку движеніе, начавшееся 23- го, с самаго начала опред?лили, как манифестацію экономическую по виду, и революціонную по существу (Легра). Самочинность его заключалась лишь в том, что оно возникло без обсужденія 'предварительнаго плана', как утверждали донесенія Охр. Отд. 26 февраля. Д?ло касается партійных комитетов, которые были далеки от мысли, что 'женскій день' может оказаться началом революціи и не вид?ли в данный момент 'ц?ли и повода' для забастовок (свид?тельство рабочаго В?трова, состоявшаго членом выборгскаго районнаго комитета большевицкой партіи).
Уличная демонстрація, если не вызванная, то сплетавшаяся с обострившимся правительственным кризисом, была т?м не мен?е поддержана революціонными организаціями (на сов?щаніи большевиков с меньшевиками и эсерами) — правда 'скр?пя сердце', как свид?тельствует Каюров, при чем в ' тот момент никто не предполагал, во что оно (это движеніе) выльется'. В смысл? этой поддержки и надо понимать поздн?йшія (25-26 февр.) донесенія агентов Охр. Отд., отм?чавшія что 'революціонные круги стали
