сторону, перебрасывая легкое тело мутантки через себя и перекатываясь вслед за ней — с освещенного лунным светом пространства в темноту.
Чувствуя, как соскальзывает пояс с ножнами.
Успела-таки расстегнуть пряжку, сволочь! Может, и меч уже сподобилась выхватить? Нет, не успела вроде. Что ж, теперь посмотрим, кто кого…
Костяника — ну, конечно же, это была она! — не вскрикнула. Лишь охнула тихонько, когда он навалился сверху, прижимая мутантку к полу, заламывая неподатливые, гибкие, выскальзывающие из пальцев руки девушки.
Виктор рывком подтащил ее к узкой полоске лунного света и…
И в недоумении отпустил.
Только теперь Виктор понял, что Костяника — без одежды. Совсем. Как тогда, после инквизиторского костра. И в руках у девушки меча нет. И вообще нет никакого оружия.
Глаза без зрачков — сейчас, в темноте, они, глаза эти, кажутся не красными, а черными, словно залитыми смолой, смотрят не моргая. На лице — испуг. На губах — дрожь. Мутантка вот- вот заплачет. И на душительницу из его сна она ничуть не похожа. Зато похожа на обычную зашу
г
анную девчонку.
— Ты? — выдохнул Виктор.
—
Я…
—
Что с Костоправом?
—
спохватился он.
—
Спит.
—
На посту?!
—
Он очень устал, не сердись на него. Пусть поспит. Я смотрела
—
опасности нет.
—
А-Ка?
— Тоже спит.
«Ну да… — подумал Виктор. — Стрелец должен дежурить последним. Так чего бы ему не спать?»
Они говорили шёпотом, словно вокруг бродила толпа кровожадных мутантов.
— А ты почему здесь? И в таком виде?
— Неужели не понятно?
Он растерянно хлопал глазами. Было не понятно. Не совсем понятно. Пока. Спросонья. После ТОГО сна. После ТЕХ мыслей.
— Хотела к тебе… с тобой… тебя… — вновь зашептала она.
— Придушить меня хотела? Прирезать? — Виктор спрашивает, прекрасно осознавая, насколько глупо и нелепо звучат подобные вопросы-обвинения в таких обстоятельствах.
Чтобы убить, не нужно раздеваться донага.
— Придушить? Прирезать? — повторила она.
В глазах — непонимание…
— Зачем?
И — удивление, быстро перерастающее в возмущение.
— Обнять тебя хотела. Любить хотела. Отблагодарить.
— За что?
— Как за что?! За то, что вытащил меня из костра. И за то, что не бросил, когда за нами гнались железные люди. Только сейчас возможность представилась. И я… Удовольствие тебе хотела доставить.
Девушка потупила взор. Добавила:
— И себе тоже. Но если ты не хочешь, то…
Все это было как-то уж очень неожиданно.
— Ты вовсе не обязана этого делать.
— А если я хочу это сделать? — красные или черные… или черно-красные… или красно-черные глаза снова смотрели на него. — Для тебя. С тобой. А ты? Ты хочешь?
Руки Костяники вновь коснулись его горла. Но это было не так, как во сне. Сейчас его не душили. Его ласкали. Длинные гибкие пальцы скользили по коже, по горлу, подбородку, щекам, лбу. Потом пришло время губ. Поцелуй. Еще, еще, еще. Чаще, больше, страстнее…
Было приятно. Спокойно. Умиротворенно. Хорошо было. И больше всего оттого, что он ошибся в своих смутных тревогах и подозрениях. В этот раз его не обманули, не ударили исподтишка в спину. В этот раз к нему пришли благодарить.
И любить.
«Ты хочешь?» — еще звучал в ушах томный шепот Костяники.
Что за вопрос? Еще как!
Куда-то уходила усталость. Приходило другое. Он помогал гибким пальцам Костяники расстегивать застежки и пуговицы.
Та безмолвная, скоротечная едва-едва осознанная близость, связавшая их в седле быконя во время бегства от Инквизиторов, крепла. И теперь уже близость совсем иного рода оплетала их туже плотоядного мха-сосунка.
Вскоре одежда Виктора лежала на полу. А на одежде лежала Костяника. И Виктор снова был на ней и над ней. Но вовсе не для того, чтобы убить Костянику.
Чтобы любить.
Она приглушенно стонала.
— Люблю! Люблю! Люблю тебя!
Худенькое гибкое тело извивалось под ним. В глазах без зрачков растворялась темнота и тонул лунный свет. Руки гладили обнаженную спину Виктора так, словно спешили обхватить его всего и сразу.
Глаза в глаза, губы в губы…
Девушка была счастлива и дарила счастье ему.
Девушка — не мутантка! Как о мутантке о Костянике он больше думать не мог. Да, красные глаза. И что с того? Да, необычайно подвижные гибкие суставы? Ну и подумаешь! Она все равно человек. И это неправильно, что человек должен жить, нет, выживать в Котле, полном нелюдей.
«Больше она здесь не останется, — твердо решил про себя Виктор. Теперь уже решил окончательно. — Костяника поедет с нами. Со мной».
И горе тому, кто попытается этому воспрепятствовать.
Глава 34
— Золотой, девчонка съеба… Опа!
Костоправ, возникший в пустом дверном проеме, осекся и ошалело вытаращился на голую Костянику в объятиях Виктора.
Поднял руки, протер глаза. Видать, решил спросонья, что привиделось.
Виктор прикрыл девушку своей одеждой.
— От-мля! — наконец с трудом выдавил из себя лекарь.
— Ну и чего пялишься? — буркнул Виктор.
Вы читаете Купец
