– Вообще-то оборотни-волкодлаки уже хозяйничают по ту сторону Карпат, – заметил Всеволод. – Мы сталкивались с ними в валашских землях.
– В том нет моей вины и вины моих воинов, – насупился угр. – В горах, помимо Бреца, имеются и другие перевалы. И не все стерегут шекелисы. Вриколаки могли пройти там. Здесь – не могли.
– Ты так уверен в этом?
– Да. Уверен. Так. Я ведь говорил уже – Рамук распознает даже оборотня в человеческом обличье, а уж в зверином – и вовсе учует за версту.
– Ладно, пусть... Ну и что с того? Темных тварей нужно не только распознавать. Нужно уметь драться с ними. Ни ты, ни твои люди не обучены этому.
– Мы воины, – вскинулся Золтан. – И мы умеем сражаться.
– Но простого воинского умения здесь недостаточно.
– Я так не думаю.
Золтан вскочил на ноги – неожиданно легко и стремительно. Всеволод невольно тронул рукояти мечей. Но нет, нападать на него не собирались.
Шекелис взял из связки у костра факел, заготовленный для дозорных. Сунул в огонь. Запалил.
– Иди за мной, русич. Покажу что...
Глава 28
Эта дверь в скале – тяжелая и обитая железом – не охранялась. Людьми – не охранялась. Зато замок висел – булавой не враз сшибить. А у порога улегся Рамук. Вот куда, оказывается, пса увели... И – на цепь. Такого стражника не обмануть, не подкупить. И одолеть, ежели что, будет не просто.
Но одно слово Золтана – и пес посторонился, пропуская, поволок за собой ржавую цепь. Откуда-то из- под яркой накидки, что надевалась поверх доспеха, шекелис вынул большой ключ на шнурке – таким, наверное, убить можно, если в голову да со всей силушки. Ключ провернулся, скрежетнув. Замок щелкнул, открылся. С визгливым скрипом отворилась массивная дверь. Золтан с факелом вошел первым. За дверью был грот. Большой и темный. А в гроте том – все вперемешку. На полу стояли сундуки. Валялись небрежно брошенные шкуры и меха. Отрезы тканей. Кубки, блюда, подносы – многие мятые, треснувшие. Женские украшения – недорогие, простенькие. Бочонки. Снедь.
Золота Всеволод не заметил, да и серебро поблескивало так, изредко...
Богатство, в общем, не ахти какое, зато много.
– Что это? – Всеволод в недоумении огляделся.
Купить его хотят угры, что ли?
– Здесь – казна наша, – небрежно отозвался Золтан. – Пошлина за проезд, за которой, впрочем, нынче никто не поспешает.
– Казна? – хмыкнул Всеволод. – Зачем же ты открываешь чужаку, где добро свое хранишь? А не боишься, что...
– Не боюсь, русич, – резко перебил шекелис. – Я же сказал – вам отсюда не уйти без моего дозволения. Ни с казной, ни без казны не уйти. Да и не похож ты на алчного вора. По злату с ума сходить не будешь. По серебру – может быть, а золото тебя лишь обременит в пути.
– А ведь и нет здесь никакого золота.
– И серебра немного совсем, – кивнул Золтан. – Но ты сейчас не думай ни о том, ни о другом. Иное я тебе хочу показать. Туда вон взгляни лучше.
Всеволод посмотрел, куда просили. Надо же! В углу на расстеленной рогоже белели...
– Кто ж с вами за проезд костьми-то расплатился? – не удержался он от насмешки.
И осекся.
– Ну что, разглядел? – Золтан подошел ближе. Посветил факелом. – Это – трофей мой недавний. Пожалуй, мой лучший трофей, русич. Ты прав – был тут один... Собственной головой пошлину оплатил.
В пляшущем свете огня скалился череп. Вываренная и ободранная от плоти голова. Но вот чья? Человека? Зверя? Полузверя-получеловека?
Выпуклый лоб и выступающие надбровья. Круглые глазницы, вытянутая морда... недовытянутая, точнее, какая-то тупая, обрубленная будто. Расколотый косым сабельным ударом висок. И клыки... Большие – такими не каждый хищник похвастать может. Причем, клыки – вперемежку с обычными человеческими зубами. Такого не бывает. Не может быть. Ну, разве что...
– Убили, когда превращаться начал, – скривил губы Золтан.
– Волкодлак? – хрипло спросил Всеволод. – Оборотень?
– Оборотень. Вриколак.
Шекелис тронул череп носком сапога. Череп свалился набок. На рассеченный висок.
– Пришел на заставу деньков с пяток тому назад, сразу как солнце село, – заговорил угр. – Маленький такой плюгавенький дедок. Лысина на всю голову, а борода – по пояс. За плечами – котомка. Странник, пилигрим, калика перехожий. Или отшельник, или колдун какой. Слезно просил пропустить. Ну, открыли ему ворота. А тут Рамук мой... Он и на волков обучен бросаться без шума, вот и на этого... Напал, терзать начал. Дедок же, вместо того чтоб дух сразу испустить, тоже зубами пса – хвать. Я гляжу, а дед уж сам зверем становится. Закат-то уж миновал, ночь на дворе. Да не успел вриколак проклятущий полностью оборотиться. Пока Рамук с ним грызся, мы подоспели. Скопом навалились. И... видишь вот. Я твари голову разрубил. Этой самой саблей, этой самой рукой.