– Покинем это место, – глухо и обреченно проговорил Бернгард. – Сейчас нам здесь делать нечего. Уже… Больше – нечего…
На усталом лице князя-магистра лежала неизгладимая печать досады и невосполнимой потери.
Печать поражения.
И разочарования.
– Властитель ушел, мертвые воды сомкнулись, проход между мирами закрыт, свет разогнал тьму, единящую обиталища. Ну а этих… – Бернгард небрежно мотнул головой на корчащихся тварей, – солнце изведет и без нашей помощи.
«Тем более, что наша помощь нынче будет невелика», – невесело подумал Всеволод. Он оглядел оставшихся бойцов. Строй давно распался. Воины стояли неровными рваными шеренгами, и посчитать уцелевших не составило труда. Полдесятка русичей. Девять тевтонских рыцарей. Татарский юзбаши Сагаадай. Два шекелиса. Да волох Бранко. Это – которые живые. Плюс пара дюжин потрепанных умрунов Бернгарда. Мертвецам в смертном бою выжить… уцелеть оказалось проще. Ну и сам Бернгард. конечно. Черный Князь в обличье орденского магистра. Все.
С таким отрядом Сторожи не удержать. Не то что внешних стен и детинца – даже донжона не защитить такими силами.
– Возвращаемся, – тяжко вздохнул Всеволод.
У входа в ущелье к ним присоединилось еще десятка два бойцов. Все, что осталось от тулова разваленной «свиньи». Да трое – однорукий кастелян Томас с парой кнехтов, чудом отбившиеся от упырей в надвратной башне, – примкнули в Стороже.
Ну что ж… Теперь замковый донжон, пожалуй, можно оборонить. Одну ночь. Если очень повезет. Если из озера не выйдет очередной Властитель. И если самим не предпринимать самоубийственных вылазок.
Вот только зачем?.. Ради чего теперь им драться?
Ответ на этот вопрос еще предстояло найти. Всем вместе. Выжившим всем. Потому что ни у кого в отдельности ответа не было. Ни у Всеволода, ни у Бернгарда, ни у прочих.
…Некое подобие военного совета было собрано под Серебряными Вратами. Право голоса здесь имел каждый, но мало кто им воспользовался. Люди по большей части отмалчивались и отводили взгляды. Всеволод видел вокруг себя лишь безучастные лица, а пустые погасшие глаза живых ратников сейчас чем-то напоминали ему темные смотровые щели глухих шлемов – тех, что, не снимая, носили умруны.
Мертвецы, кстати, стояли в сторонке. Не для них собирался этот совет. Они-то при любых обстоятельствах будут выполнять лишь одну волю – волю Бернгарда. Плохо было то, что и живые сейчас во многом подобны мертвым.
Уставшие и отчаявшиеся бойцы внимали произносимым словам без интереса, сами говорили скупо, кратко, нехотя. Видимо, после минувшей ночи сил на разговоры и проявление каких бы то ни было эмоций попросту не оставалось. Потому что не оставалось надежды.
Искать выход в заведомо безвыходной ситуации никто даже не пытался. Люди предпочитали принимать все как есть. Махнув рукой на прошлое, они полностью игнорировали настоящее и безразлично относились к грядущему. Защитники Сторожи уже не гадали о том, что будет этим днем. И не загадывали, что будет ночью.
Такое случается. Редко, но бывает. Когда выматываешься полностью. И телом и душой. Когда в яростной битве опустошаешься целиком, до дна. Когда, чудом выбравшись из лап смерти, не знаешь, как жить дальше. Когда реальность мешается со скверным кошмаром. Когда разум отказывается ворочать тяжелые мысли, а сердце покрывается коркой покрепче черной брони упыриных Властителей. Когда перестаешь верить в завтрашний день. Потому что в дне сегодняшнем утратил слишком многое и ничего не приобрел взамен.
Когда хочется только одного: чтобы тебя оставили в покое. Или просто убили поскорее. Что в сущности одно и то же.
Почти физически осязаемое уныние витало над кучкой павших духом воинов. Разноплеменных защитников Сторожи опутывало и обволакивало единое, непреодолимое чувство обреченности. Вязкое, отупляющее, сковывающее волю и разум, множащее усталость, порождающее безразличие…
– К озеру все же нужно идти, – подводя итог вялому совету, хмуро заключил Всеволод. – Сейчас.
Нет, это не было необходимостью и не было рациональным решением. Просто хотелось идти хоть куда- нибудь. И хоть что-то делать. Только бы не сидеть вот так, в этой угрюмой тягучей тишине и безысходности, только бы не дожидаться покорно неминуемого.
– Зачем? – поднял на него тусклые глаза Бернгард. – Зачем нам идти туда днем, русич?
– Не знаю, – честно и зло процедил Всеволод, чувствуя, как рвется наружу напряжение последних часов. – Но по мне лучше уж поскорее пасть там, чем здесь выжидать невесть чего.
– Не вижу никакой разницы, где умирать, – рассеянно отозвался Бернгард, – И не вижу смысла торопить смерть. Хотя, конечно, если ты надумал еще до наступления ночи утопиться от отчаяния…
– Заткнись, Бернгард!
– И если тебе так важно, чтобы твое мертвое тело непременно плавало в мертвых водах…
– Я сказал – заткнись! – Взбешенный Всеволод вскочил на ноги, вырывая клинки из ножен.
– Эй! – Встревоженный Сагаадай тоже поднимался с земли. – Перестаньте! Оба!
Бернгард же лишь презрительно покосился на обнаженную сталь в руках Всеволода.
– Если дела обстоят именно так, тогда тебе, русич, следует сразу выбросить свои мечи и скинуть доспех. Мертвое озеро не любит серебра.
Ах ты, мерзкая темная…
