заявить Полине, что решил жениться на другой...
Саша застыла:
– Повторите, что вы сказали?
– Да, я предлагаю тебе стать моей женой! Но мне нужно время, чтобы объяснить все Полине. Я считаю долгом чести...
– И что же вы считаете долгом чести, – перебила его вкрадчивым голосом Саша, – объясниться с баронессой или предложить мне руку и сердце?
– И то и другое! – с досадой ответил Адашев. – Однако...
– Смею вас заверить, – Саша дерзко глянула на него, – я в сострадании не нуждаюсь. И я не похожа на тех особ, которые подобным образом ловят мужей на свой крючок.
Трубка, которую Кирилл сжимал в руке, хрустнула, и он швырнул обломки на стол.
– Более всего ты похожа сейчас на самую отъявленную дуру, которая не понимает своего счастья! Учти, другой такой возможности может и не быть!
– Вот и воспользуйтесь этой возможностью осчастливить еще кого-нибудь! Думаю, и вашей матушке баронесса понравится больше, чем простая гувернантка!..
– Господи! – схватился князь за голову. – О чем ты болтаешь? Какая еще матушка? – Он взял ее за руку. – Кажется, тут надо действовать по-другому! – Притянув Сашу к себе, Кирилл впился ей в губы. Оторвавшись, он прошептал: – Сегодня ночью я приду к тебе, и попробуй только не открыть дверь!
Девушка оттолкнула его от себя:
– Приходите, ваша светлость, если не боитесь поднять шум на весь дом!
Кирилл побледнел:
– Хорошо, теперь уж я найду, где меня встретят с радостью и шум поднимать не станут! – Он с размаху ударил кулаком о стенку книжного шкафа и уже от порога пригрозил: – Только посмейте самовольно покинуть имение! Из-под земли достану, и тогда вы точно пожалеете, что появились на свет!
30
– Серафима, я здесь! – донеслось из густых зарослей тропических растений, собранных под сводами оранжереи. Девушка раздвинула широкие влажные листья и оказалась у входа в небольшое помещение, заполненное лейками, ведрами, глиняными горшками с засохшими растениями, граблями и прочим садовым инструментом. В дневное время здесь обитал смотритель оранжереи Ефим с помощниками. Серафима не раз бывала здесь с барышней и мальчиками, слушала рассказы Ефима о заморских диковинках, приходила за цветами для гостиной и с удовольствием рассматривала прекрасные растения, вдыхала запах разогретой влажной земли. Так хорошо было оказаться вдруг посреди весны, когда на улице трещит мороз и дуют стылые ветры!..
После обеда, когда Серафима выбивала на дворе ковры, незнакомый парнишка в облезлом полушубке передал записку от Верменича. Павел просил ее, когда в доме улягутся, прийти в оранжерею по важному делу.
Она опоздала почти на час, потому что долго наряжали елку, мальчиков тоже с трудом удалось уложить спать. Пытаясь проскользнуть через кухню на улицу, Серафима чуть не столкнулась с князем и Полиной. Они возвращались от соседей и были чрезвычайно веселы. Баронесса привычно громко смеялась, Адашев тоже улыбался во весь рот. Горничная почти с ненавистью проводила взглядом его высокую фигуру, проследовавшую за невестой в гостиную. Князь потребовал подать им вина, а девушка, пожелав ему мысленно вечно корчиться в судорогах, выскочила на улицу...
Ночью в оранжерее Серафима была впервые и, прежде чем переступить порог, трижды перекрестилась. Именно в таких местах любит отсиживаться нечистая сила накануне Рождества. Пламя свечи не могло разогнать мрак по углам. Свеча слабо подрагивала в руке, затейливые тени кривлялись и изгибались, будто в диких языческих плясках, чудные мохнатые создания тянули к девушке свои лапы, шепча заклинания, от пряных запахов кружилась голова. И наконец Серафима, не выдержав, припустила через заросли в дальний конец зимнего сада...
– Я здесь! – повторил Павел и вышел ей навстречу из-за пальмы, росшей в огромной кадке в углу. Взяв у девушки из рук свечу и обняв за плечи, подвел к широкой скамье под пальмой.
– Что-то сторожей не видно? – Серафима испуганно оглядывалась по сторонам. – Прознает князь, что их нет, осерчает!
– Не бойся! – усмехнулся Верменич. – Когда нужно будет, они окажутся на месте.
– Так вы с ними договорились? – Серафима погрозила ему пальцем. – Вы, барин, везде лазейку найдете! Только почему вдруг решили в секреты играть? И в доме перестали появляться?
– А ты что, соскучилась? – Павел повернул девушку к себе. – Ты вспоминала обо мне?
– Как не вспоминать! Все в доме волнуются, почему вы более недели глаз не кажете.
– Я о тебе спрашиваю, остальные меня не интересуют.
– И его светлость спрашивали. Я сама слышала, как он Агафье говорил, где, дескать, Павел? А Агафья...
– Серафима! – почти с угрозой произнес Павел. – Посмотри на меня и честно признайся: ты по мне скучала?
Девушка отвела глаза:
– От вас, барин, право, не отвяжешься! Скучала немного, чего греха скрывать. Но вы ведь не затем меня позвали, говорите быстрее, что вам нужно. Не дай бог, ребята проснутся, а меня нет.
– Не думай, что ты легко от меня отделаешься! – Притянув Серафиму, Верменич прижался к ее нежным губам. Девушка попыталась его оттолкнуть, но Павел держал ее крепко, и она наконец сдалась. Некоторое время из-за широких листьев слышалось лишь возбужденное мужское дыхание и легкие женские вскрики – это пальцы Павла проникли под кофточку Серафимы и принялись ласкать ее грудь. Когда же эти руки слишком осмелели, девушка опомнилась, вырвалась из объятий барина и рассерженно произнесла:
– Вы это баловство бросьте! У вас для этого своих девушек хватает!
– Сима! – протянул жалобно Верменич и, откинувшись на спинку скамьи, расстегнул казакин. – Совсем ты меня не жалеешь. Я давно всех девок разогнал. Это от тебя у меня голова кругом идет, а не от них. Всю неделю только о тебе и думал. Проснусь среди ночи и мечтаю, чтобы ты рядом со мной была и я бы тебя целовал-миловал до самого утра.
– Вы что же, полюбовницей предлагаете мне стать?
Верменич задумчиво посмотрел на нее.
– Я тебя хочу спросить. Ты грамотная девушка, языкам обучена, почему же не можешь сказать, допустим, «любовница», а не «полюбовница»?
– А это что-нибудь меняет? – тихо спросила Серафима. – Я говорю, как моя покойная матушка говорила, и все ее хорошо понимали.
– Прости! – Павел взял ее руки в свои ладони и осторожно сжал. – Надумал я, милая моя, жениться в скором времени...
– Наслышана уже про вас! Говорят, хотите графиню Волоцкую в жены взять. Только она девица с норовом, еще неизвестно, захочет ли за вас пойти.
– А ты бы пошла? – Верменич, опустившись на колени, поцеловал маленькую ладонь, усыпанную веснушками.
– Что вы, барин, – засмеялась Серафима, – неужто графиню променяете на простую горничную? Да ни в жизнь не поверю! – И уже серьезно добавила: – Перестаньте шутить! Один уже нашутился, до сих пор кое- кто в себя прийти не может от его шуток.
– По-моему, оба они хороши! Князь упрям, но твоя барышня почище его будет! Что за кошка между ними пробежала, ты, случайно, не знаешь?
– После их последней беседы, когда князь чуть двери в кабинете не снес, она со мной почти не разговаривает. Знаю от Агафьи...
– Опять старая, значит, «туточки» ходила?
Серафима с недоумением уставилась на Павла, но тот лишь махнул рукой. А девушка продолжала:
– Она мне рассказала, что князь вроде как предложил Александре замуж за него пойти, а она, дурочка, отказалась! Теперь он вокруг Полины танцы танцует и в глазки заглядывает!.. Тьфу, смотреть тошно! А моя плачет ночами, я по глазам вижу, и не ест почти ничего. Я ведь чего боюсь, – она склонилась к Павлу, – а