если она понесла от него, что тогда будет?
– Думаю, быстрее дурью прекратят маяться! Я ведь Кирилла знаю. Видно, чем-то обидела она его, не иначе! И весь этот театр с Полиной затеял в пику твоей барышне. – Верменич, придвинувшись к Серафиме, будто случайно, положил ей руку на плечо. – Ты мне скажи, голубушка, как так получилось, что Саша терпит рядом с собой такую красавицу?
Серафима расхохоталась и отодвинулась от него.
– Вы, барин, чаще сказки слушайте. В детстве мы с барышней очень любили, когда моя матушка нам про Царевну-лягушку сказывала.
– При чем тут Царевна-лягушка? – хотел спросить Верменич, но тут пламя свечи, которую он пристроил в старый цветочный горшок, заметалось, вытянулось и чуть не погасло.
– Господи, что такое? – испуганно прошептала Серафима, схватив Павла за руку.
– Тише! Кто-то зашел в оранжерею. – Потушив свечу, он прошептал: – Отступаем в каморку садовника. Только ни звука! По-моему, сюда идут.
Они прокрались в обитель Ефима и прикрыли за собой дверь. В узкую щель проник луч света, и Серафима чуть не вскрикнула от удивления. К скамье, на которой только что сидели они с Павлом, подошел Кирдягин и уселся, поставив рядом с собой фонарь. Девушка с удивлением посмотрела на Верменича. Тот прижал палец к ее губам и показал на свое ухо. Серафима кивнула, и, прижавшись друг к другу, они приникли к щели. Ждать пришлось недолго.
Среди зарослей замелькало еще одно пятно света. Высокая женская фигура в темной накидке почти выбежала на середину открытого пространства перед пальмой. Кирдягин поднялся ей навстречу. Женщина, прильнув к нему, заплакала:
– Все пропало, mon cher, все пропало!
Кирдягин подвел ее к скамье:
– Садись, Полина! Что за спешка? Почему ты вызвала меня сюда? Говори быстро, что тебе нужно! – Он с тревогой огляделся по сторонам. – Того гляди, сторож придет!
– Не бойся, – уже спокойнее проговорила баронесса, вытерев носик крошечным платком, – в случае чего скажем, что у меня заболела голова и я попросила проводить меня сюда. Князь знает, что я люблю бывать в оранжерее.
– Среди ночи? – фыркнул было Кирдягин, но баронесса, всхлипнув, с укором посмотрела на него:
– Иногда ты бываешь просто невыносим! – Она вытащила из корсета три небольших конверта. – Смотри, что я сегодня успела перехватить. Кредиторы уже пронюхали, где я скрываюсь. Да ты читай, читай! – прикрикнула она на кузена. – Не видишь разве, что одно на имя Адашева, а два – на мое! Этот гнусный купчишка спешит уведомить князя, что его невеста должна ему двадцать пять тысяч рублей. Да и твой приятель Злоказов старается о своих десяти тысячах! Как скоро вызнали, мерзавцы! – Баронесса опять заплакала.
Кирдягин пробежал глазами письма и вернул их Полине.
– Да, положение скверное! На праздники вряд ли какая почта прибудет, но потом... – Он удрученно покачал головой.
Вдова зарыдала в голос.
– Перестань выть! – Кирдягин достал носовой платок и передал его женщине. Дождавшись, когда она справится с рыданиями, спросил: – Что ты от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы ты вспомнил, кому первому пришла в голову мысль женить на мне князя! – Баронесса взялась за лацканы сюртука Кирдягина. – И если ты сейчас откажешься помочь, я вытрясу из тебя душу!
– Je veux bien! Pourquoi pas![38] Только я не представляю, как сейчас тебе помочь? Долги заплатить? Но я сам на мели, ты ведь знаешь...
– Я догадывалась, что ты туго соображаешь, но сейчас твоя тупость не знает границ! – рассердилась Полина. – Но если я вылечу отсюда после Рождества, тебе тоже несдобровать! Придется возвращаться в Петербург, а там тебя уже ждет не дождется граф Черкизов. Учти, он не упустит случая пободаться с тобой рогами, которые ты ему наставил!
– Ну, хорошо! Хорошо! – Кирдягин отошел к скамье. – Садись, и давай обсудим, что мы успеем сделать за эту неделю, пока не будет почты.
– Приготовься еще к одной новости. Старые князь и княгиня прибывают сразу после Рождества. А я бы хотела встретиться с матушкой князя уже в роли жены. Иначе, я чувствую, мне не видать его как своих ушей!
– Чего ты боишься? Разве тебе мало, что князь влюблен в тебя?
– Тогда объясни мне, почему он всего раз поцеловал меня, и то когда делал предложение? Если он сгорает от страсти, почему ни разу не пришел ко мне ночью? Почему не выполнил единственную мою просьбу избавиться от гувернантки? Почему все в доме – Агафья, слуги, дети – настроены против меня? Я никому ничего плохого не сделала, однако все боготворят эту гадкую мадемуазель и ненавидят меня. Почему, скажи на милость? – Баронесса опять всхлипнула. – Вчера за обедом Прохор уронил на мое лучшее домашнее платье блюдо с соусом, и его за это даже не выпороли. Сегодня открываю комод с бельем, а там сидят две отвратительные жабы. И вчера в постель мне кто-то вылил кувшин киселя...
Серафима, зажав рот ладонью, прыснула, но Верменич сделал свирепое лицо, и она уткнулась лицом в его плечо. Она-то знала в чем дело – маленькие индейцы вышли на тропу войны, и бледнолицей скво теперь придется несладко!
– Ты говорила об этом князю?
– Зачем? – Полина гордо вздернула подбородок. – Если я стану княгиней Адашевой, я найду способ, как приструнить всех, кто досаждал мне! Но сейчас ты должен мне помочь заставить князя немедленно со мной обвенчаться!
– Каким образом? – Кирдягин усмехнулся. – Если только на вожжах его в церковь затащить?
– Прекрати свои шуточки! – топнула ногой баронесса. – Я придумала, как это сделать, но одной мне не справиться. – Она склонилась к кузену. – У гувернантки есть сильная сонная настойка. Тебе придется достать ее и во время рождественского бала подлить князю в вино. Только нужно сделать это в конце бала, а то, не дай бог, заснет раньше времени!
– И что потом?
– А потом, mon ami, мы перенесем его ко мне в постель! Поближе к утру ты обнаружишь его в моих объятиях, устроишь pas grand tapage[39] и пригрозишь ему неприятностями, если он тут же не женится на мне!
Кирдягин, вынув из кармана сюртука перышко, огляделся по сторонам и подошел к закутку, в котором скрывались Верменич и Серафима; приподняв сломанную раму с осколками стекла, задумчиво всмотрелся в свое изображение и, поправив пером завиток над ухом, в глубоком раздумье вернулся на скамью.
Верменич и Серафима, присевшие на пол, чтобы их не заметили, переглянулись; вдруг Павел привлек к себе девушку и поцеловал. Она попробовала освободиться, но, побоявшись выдать себя, сдалась. Тут наконец-то заговорил Кирдягин, и Павел оставил ее в покое.
– Теперь я тебя понял, дорогая! По правде, эта мера скорее подходит для невинных девушек, а ты, гм, как бы сказать...
– Без тебя знаю, кто я! – вскрикнула баронесса. – Но князь с его щепетильностью не допустит огласки. Ты забыл, сколько гостей ожидается на бал? И многие останутся здесь ночевать...
– Ну что ж, попытаться стоит! Только как ты потом объяснишь жениху, почему он проснулся не в своей постели?
– А ты всегда помнишь, почему иногда поутру оказываешься в чужой постели? – с язвительной усмешкой спросила Полина.
– Ты права, – рассмеялся Кирдягин, – зато я хорошо помню, как в первый раз оказался в твоей спальне. – Он привлек к себе Полину. – Разденься, мы ведь так давно не были вместе!
Баронесса оттолкнула его.
– После свадьбы с князем хоть каждый день, а до свадьбы ни-ни... Не приведи господь, кто узнает о наших отношениях, нам несдобровать! Но ты не огорчайся, я тебя не брошу! – Обняв любовника, она смачно поцеловала его в губы. – Уверена, Адашев тебе и в подметки не годится по части постельных дел!..
