– Что за слезы накануне торжества? – Верка решительно втерлась в ряды сочувствующих. Она только что подъехала и еще была не в курсе трагедии, грозившей сорвать самый волнующий момент школьного праздника.
Лене ситуацию до появления Верки разъяснил Витя-Петя. Оказывается, Ирина Владимировна, как звали «немочку», накануне поставила в кабинет к завучам вазы с огромными розами, с великой осторожностью доставленными из района. Выпускники собирались вручить их учителям и гостям праздника. Но произошло ужасное событие. Школьная уборщица Клава, протиравшая полы у завучей и в учительской, из самых лучших побуждений принесла букет черемухи. К утру бедные розы, не выдержав резкого запаха соперницы, сбросили все лепестки. Большие деньги были потрачены впустую, но главное, линейка без цветов теряла свою торжественность и праздничность. Верка думала всего минуту.
– Ирка, кончай слезы лить, сколько тебе роз надо?
– Даже если по одной вручать, и то двадцать, а мы хотели по три, – всхлипывая, ответила «немочка».
Вера подошла к телефону, набрала номер Сашиного магазина.
– Алло, Сашунь, ты не в курсе, у Виктора в теплице розы расцвели? – Получив, очевидно, утвердительный ответ, она радостно улыбнулась. – Вот и лады! А сейчас жми ко мне в школу, надо на благо общества послужить – свези нас к брату, нужно десятка два-три роз позарез! – Она положила трубку, весело оглядела обретших надежду коллег. – И как говорится в народе, no problem.
Ирина бросилась ее целовать, но Верка легко отстранила ее:
– Перестань лизаться, лучше принеси от завхоза нам с Еленой Максимовной по халату, чтобы наряды не испачкать, когда с розами будем возиться.
Линейку решили перенести на час позже, и они сидели в учительской, ожидая Сашу. Почти все учителя разбежались по своим делам, и подруги наслаждались тишиной. Резкий телефонный звонок нарушил их покой. Звонил муж Фаины Сергеевны, и что-то такое было в его голосе, что Вера со всех ног бросилась искать химичку по школе. Наконец ее нашли, и, раскрасневшись от стремительного подъема по школьной лестнице, она взяла трубку.
Бросив на нее взгляд, Лена увидела, как у Фаины Сергеевны открылся рот, и, прижав свободную руку к горлу, она начала хватать воздух, словно выброшенная на берег рыба.
– Не может быть, – наконец вымолвила она и обессиленно опустилась на стул. – Ты не ошибся? – В трубке зачастил высокий мужской голос.
Положив трубку, Фаина Сергеевна откинулась на спинку стула, обмахиваясь кружевным платочком. Заметив удивленно уставившихся на нее молодых учительниц, она оживилась:
– Девочки, Егор Никитич сообщил мне потрясающую новость: сейчас у них в конторе сам Максим Максимович Гангут! Тот самый, с первого канала. Беседует с директором. Девки из управления на всякий случай побежали краситься и наряжаться. Он с видеокамерой, вдруг кого снимать надумает.
– Зинку обязательно, с ее толстыми коленками, или Зотиху из поссовета. Она тоже весьма фотогеничная особа, – фыркнула Верка.
– И не говорите, – согласилась учительница химии. Глаза у нее вдохновенно сверкнули. – У меня идея, девочки. А что, если директора нашего надоумить, пусть срочно едет в контору и приглашает Гангута к нам на праздник? Думаю, Леночка, ему будет интересно в нашей глуши свою однофамилицу встретить.
В учительскую вошел Саша, и девушки, подхватив сумочки, последовали за ним. Лена на мгновение задержалась на пороге.
– К слову сказать, Фаина Сергеевна, Максим Максимович не просто мой однофамилец, он мой отец, – произнесла она и, с удовлетворением отметив, как покраснели щеки химички, с достоинством покинула стены учительской.
Все Сашины родственники проживали километрах в пяти от райцентра в небольшой деревеньке под названием Оленья Речка. Здесь они выстроили свинарник, коровник и несколько теплиц, в которых выращивали ранние овощи и цветы.
Кроме того, в хозяйстве был свой табун лошадей, водились овцы, куры, гуси, индюки. На нескольких десятках гектаров лесных неудобиц, расчищенных своими силами, выращивали картофель, садовую клубнику, кормовые травы. За три года хутор Шнайдеров, как его называли в районе, превратился в образцовое фермерское хозяйство, процветающее с помощью собственных рук да пары собранных из металлолома тракторов «Беларусь». Районное начальство, разрешив эксперимент, умыло руки и до поры до времени не вмешивалось, наблюдая, как братья пытаются наладить хозяйство в меру своих сил и возможностей. С немецкой педантичностью и аккуратностью семейство Шнайдеров превратило глухую деревню, в которой и проживало всего пять или шесть стариков и старух, в уютный и милый сердцу уголок. На месте старых полуразрушенных хибар выросло несколько кирпичных домов, в которых жили семьи шестерых братьев и двух сестер Саши Шнайдера. Они помогли отремонтировать домишки местных стариков, тем самым обретя мир и согласие на вверенной им территории.
Все это можно было бы посчитать настоящей идиллией, если бы не появились злопыхатели и завистники из тех, кто работать особо не любит, но покритиковать да напакостить – хлебом не корми. Договорились до того, что немцы жируют на их костях, эксплуатируют бедных трудящихся. Были попытки поджечь свинарник, побить стекла в теплицах, отравить птицу. Старший из братьев, Виктор, выступил в районной газете с предложением выделить любому обездоленному солидный участок своих угодий, чтобы тот мог «пожировать» теперь уже на костях проклятых немцев. Желающих не нашлось, противники несколько утихли, но гадости творить не перестали: то анонимку в налоговую инспекцию подбросят, то санэпидемстанцию натравят, то экологов... Так что Виктор и вся семья постоянно пребывали в осаде и, значит, в состоянии полной боевой готовности.
Лена несколько раз вместе с Верой и Сашей бывала на Оленьей Речке и поражалась редкому трудолюбию и доброжелательности Сашиных родственников. У каждого в семье не меньше пяти детей. Всех надо накормить, одеть, обуть, выучить, но они никогда не оказывались в стороне от чужой беды, помогали, чем могли. Лена понимала их обиду: Шнайдеров до сих пор считали чужаками, хотя они прожили на этой земле более пятидесяти лет.
Сашина мама – Эрна Генриховна – и в свои семьдесят лет успешно руководила дочерьми, невестками и многочисленными внуками. Во дворе у нее всегда было чистенько, вдоль забетонированных дорожек все лето цвели анютины глазки и яркие ноготки. Ничто нигде здесь не валялось; каждой дощечке, проволочке, железке было отведено свое место. В доме все сверкало стерильной чистотой, вкусно пахло стряпней и травами.
Маленькая, сухонькая, с большим крючковатым носом, она и сейчас радостно встретила их у порога.
Перецеловала, переобнимала всех, отвела к Виктору в теплицу.
Виктор, высокий, широкоплечий, пятидесятилетний мужчина, с красным обветренным лицом и огромными руками, вместе с сыном срезали цветы на продажу. В эмалированных ведрах стояли лилии и гвоздики, до роз очередь еще не дошла.
Девушки вошли в отсек, где выращивали эти чудесные создания природы, и замерли от восхищения. Розы только-только развернулись из бутонов, на бархатистых лепестках и листьях мерцали капельки воды, а аромат был настолько сильным и терпким, что у Лены закружилась голова. Пока Вера вела переговоры, она вышла во двор. Саша сидел на небольшой лавочке у входа в теплицу и курил.
Раньше она, не задумываясь, присела бы рядом с ним, а сейчас, стараясь не глядеть в его сторону, подошла к Эрне Генриховне. Старушка говорила с сильным акцентом и сама же над этим посмеивалась. В дорогу она приготовила им целый пакет вкуснейших булочек-креблей и сокрушалась, что у них нет времени выпить чаю.
Вера помахала Лене с порога, и они отправились выбирать розы. Сынишка Виктора срезал их, оставляя над землей небольшие черенки. Цветы ложились в руки влажной, ароматной тяжестью, и вскоре три эмалированных ведра были заполнены прекрасными темно-розовыми розами.
