заметил несколько быстрых взглядов, словно нечаянно брошенных в сторону соседского дома.
Сделав вид, что ничего не понимает, она, продолжая предыдущую тему, сказала:
– Соседи тоже не спят. Видно, Максим Максимыч Леночке о ваших подвигах рассказывает.
У сына дернулась щека, и, непривычно глубоко затянувшись сигаретой, он закашлялся. А Эльвира Андреевна продолжала как ни в чем не бывало:
– Чудесная девушка Елена Максимовна, что бы я без нее делала, не знаю. Мне Фаина Сергеевна, они вместе работают, рассказывала, завтра на празднике устраиваются какие-то жуткие соревнования, и представь, эта девочка в них участвует! Пять километров по тайге, с ее-то внешностью... Подруга ей по этому поводу сегодня раз пять за вечер звонила и мужчина какой-то. Не знаешь такого, Германом его зовут?
– Знаю, наверное, Герман Мухин, опер из края. Он тут у нас с кое-какими делами разбирается. И что ей этот Герман сказал? – Глаза сына смотрели мрачно, но мать почувствовала, что недовольство вызвано не ею, и продолжала:
– Я точно не знаю, но, кажется, он ее партнером будет. Они еще сетовали, что у них в команде мужчины не хватает: кто-то внезапно уехал или заболел.
Мать замолчала, поставила вымытую посуду в сушилку и, вытерев руки, присела напротив сына.
– Слышала, что вы с Максимом Максимычем опять в тайгу собираетесь? Надолго? И когда?
– Это тебе Лена сказала?
Мать отметила: сын впервые при ней назвал соседку не по имени-отчеству, и сочла это за добрый знак.
– Да, Лена, и, как я знаю, она намерена идти вместе с вами. Уже снаряжение собрала. Серьезная девушка, я тебе скажу.
– Серьезная-то серьезная, но с собой я ее не возьму. Маршрут тяжелый, на лошадях, несколько сложнейших переправ.
– Ты думаешь, Максим Максимыч справится?
– Прежде всего он мужчина, и я его посмотрел в тайге, понял, что он за человек. Вдвоем мы пойдем быстро, налегке, а с женщинами одни проблемы...
– Вот поэтому ты до сих пор и один, раз в женщинах одни проблемы видишь! Раскрой глаза, дурачок. Такую, как она, ты вряд ли встретишь! Я старуха уже, но тебе определенно скажу, в ней изюминка есть, только ты же словно в шорах... Проблемы, проблемы... – Эльвира Андреевна со слезами на глазах отвернулась. – Такие девушки долго в одиночестве не остаются. Вот уже и Герман на горизонте появился. Я ведь слышала, как он с ней по телефону любезничал. – Она пододвинулась к сыну, взяла его за руку. – Послушай мать, сын, сердце мне подсказывает, Лена именно та женщина, которая тебе нужна.
– Мамуля. – Алексей коснулся губами затылка матери. – Ты меня уговариваешь, словно все только от меня зависит. А дело в том, что я ей не нравлюсь. Она даже разговаривать со мной не хочет.
Мать вытерла слезы, подозрительно посмотрела на сына:
– Ты ее обидел? Не отводи глаз, ты обидел ее, признавайся!
– Мама, у меня и в мыслях этого не было, но она оскорблена, я это чувствую, и не пойму почему.
– Ну так объяснись с ней. Или давай я поговорю.
– О чем ты поговоришь, мама? – Сын устало сжал пальцами виски. – Это наше личное дело. – Поднявшись со стула, он обнял мать за плечи. – Пожалуй, пойду спать, завтра много работы.
Мать перекрестила его широкую спину и долго задумчиво смотрела вслед.
Максим Максимович тоже никак не мог заснуть.
Вставал несколько раз выпить воды, затем вышел на крыльцо, покурил и, замерзнув, юркнул под одеяло. Но сон не шел. Вновь и вновь он вспоминал застывшую, будто изваяние, Лену, ее помертвевшие глаза и неестественно охрипший голос. Отцовским чутьем он понял, что на нее так подействовали кадры с Наташей Терентьевой. Неужели у нее что-то с Алексеем?
Девочка, похоже, отчаянно ревнует, а тут он со своими дурацкими предположениями. Но ведь он больше шутил, не думая, что она воспримет это так серьезно. Он попытался проанализировать поведение Алексея и Наташи. Девчонка была определенно влюблена, это понятно по взглядам, зазывному хохотку. А Алексей? Максим Максимович сел на диван, достал очередную сигарету, не обнаружив зажигалки, чертыхнулся и вышел на кухню.
У соседа на втором этаже до сих пор горел свет.
Через неплотно закрытые шторы он увидел, Алексей тоже не спит, ходит по комнате, перебирает какие-то книги. Вышел на балкон, закурил...
Максим Максимович приоткрыл окно, крикнул:
– Алеша, вам тоже не спится?
– Да вот не знаю, что такое? Перебил сон, наверное. Выпить хотите, Максим Максимыч?
– Хочу, только давай ко мне, негоже мне, старику, по темноте шастать.
Через несколько минут заговорщики, весело перемигиваясь, включили в гостиной ночник, разлили по стопкам водку.
Разговор крутился вокруг будущего похода на прииск, но вскоре у Максима Максимовича стал заплетаться язык, и Алексей понял, что с него довольно. Он уложил Гангута на диван, и тот засопел, едва коснувшись подушки. Ковалев отнес грязную посуду на кухню, вымыл ее. Вернувшись в гостиную, он увидел, что сосед крепко спит, свесив одну руку с дивана. Поправив его руку, Алексей выключил ночник. Но что-то словно пригвоздило его к порогу. Дом спал. Слышалось лишь слабое потрескивание рассыхавшихся половиц, тихо и загадочно на кухне тикали ходики. Наверху в своей постели спала Лена. Перед Ковалевым явственно предстало видение молодого прекрасного тела, прикрытого лишь одной простыней. Алексей потряс головой, но видение не оставляло его. Напротив, он почувствовал острейшее желание вновь ощутить в руках тяжесть ее груди, бархатистость кожи, сладкий аромат губ. Алексей тихо застонал, и ноги сами понесли его на второй этаж. Стараясь не скрипеть половицами, он подошел к двери спальни, толкнул ее. Дверь открылась, и в глубине комнаты он разглядел кровать.
Решив только взглянуть на Лену, он осторожно переступил порог и подошел к постели. На прикроватной тумбочке стоял стакан с водой и лежал начатый стандарт снотворного. Девушка спала глубоким сном под действием лекарства и не слышала напряженного дыхания Алексея, склонившегося над ней. Она лежала совершено обнаженная. Легкая простыня комком сбилась у ног. Расслабленно закинув руки за голову, она тихо улыбалась во сне. Алексей прижался губами к ее плечу.
– Милый. – Лена сонно потянулась ему навстречу, обняла за шею, и он потерял голову. Не помня себя от волнения, он лихорадочно сбросил одежду и прижался к ней разгоряченным телом. Ласково, боясь спугнуть, Алексей принялся нежно поглаживать великолепные, идеальной формы полушария ее груди, почувствовал, как легкой испариной покрылся плоский, матово белеющий в темноте живот. Не отдавая себе отчета, он коснулся ее бедер и ощутил, как Лена вся изогнулась в сладостной неге.
Ему показалось, что она назвала его по имени, он поднял голову. Нет, все-таки почудилось, Лена по- прежнему спала. Он снова поцеловал ее.
– Любимый, – почти простонала она и теснее прижалась к Алексею. Но Ковалев медлил. Слишком долго он мечтал об этом, чтобы дать свершиться всему столь быстро.
Лена, забывшись в тяжелом сне, ощущала горячие прикосновения мужчины. Она видела его – единственного, любимого, но почему-то никак не могла разглядеть его лицо и вспомнить имя. Она с готовностью отдавалась его ласкам, а истосковавшееся тело требовало новых, все более смелых и более изощренных. Сладостные судороги пронзили тело, и она ласково прильнула к мужчине. И тут, словно молния пробила ее сознание. Она поняла, что не спит, и колючая щетина наяву поцарапала ей щеки.
– Господи. – Она вывернулась из-под мужского тела, натянула простыню.
Алексей, приподнявшись на локте, виновато смотрел на нее.
– Откуда ты взялся? – Она чуть не заплакала. – Нет от тебя спасения!
– Я думал, ты не спишь и соскучилась по мне.
Лена ощутила легкий запах спиртного.
– Все понятно, напился, а пьяному и море по колено! – Она яростно оттолкнула Алексея. – Как ты сюда пробрался? Отец, наверное, дверь не запер, и ты, как тать в ночи...
– Прости, Лена, не знаю, что случилось... Стоило тебя увидеть, и все – пропал Ковалев! – Алексей сжал
