Весь мир завертелся вокруг нее огненным колесом.
Потом все звуки стихли, огненное колесо превратилось в красное, потом в серое... Густая черная пелена накрыла ее. Ей показалось, что она со страшным свистом летит куда-то вниз. И все исчезло...
В первый момент Ташковский тоже не понял, что произошло. Он слышал крики Анюты и Ксении. И в то же мгновение его бросило на землю и понесло куда-то вниз. Он не сразу пришел в себя после падения. Его привели в чувство крики. Он ясно различал голос Анюты.
Рядом Ташковский увидел груду камней и кучу изломанных, перепутавшихся сучьев.
– Ксения! Артур! – надрывалась откуда-то сверху Анюта. – Вы живы?
Он откликнулся.
– Артур, посмотрите, где Ксения? – закричала опять Анюта.
– С вами все в порядке? – спросил сверху мужской голос. И Артур узнал голос Костина.
– Жив! Жив! Я жив! – закричал он ликующе. – А что у вас?
– Все в порядке! – ответил теперь уже Максим. И требовательно спросил: – Вы видите Ксению?
– Нет, но... – Ташковский осекся. Прямо перед глазами из-под кучи ветвей и камней торчала нога Ксении в изодранных джинсах. Она была в крови.
– Здесь она, здесь. – Артур бросился к дереву.
Забыв о боли в руках, он тщетно пытался поднять ствол, под которым лежало неподвижное женское тело. Но его сил было недостаточно. И, наверное, впервые за многие годы Ташковский заплакал навзрыд.
Вниз по склону бежали люди. Его мягко отстранили и усадили на камень. Ташковский слышал громкое дыхание, какие-то команды, треск сучьев, возбужденные возгласы.
Наконец кто-то радостно закричал:
– Жива! Жива! Дышит!
И тогда закоренелый атеист, циник и эгоист Артур Ташковский осенил вдруг себя крестом и прошептал разбитыми при падении губами:
– Слава Тебе, Всевышний, за доброту Твою и участие! За спасение и милосердие!
Он проводил взглядом высокую мужскую фигуру. Максим Богуш поднимался вверх по склону с Ксенией на руках. И Артур подумал, что война для Ксении закончилась. Но закончилась ли она для него самого и для тех, кто стоял сейчас на краю воронки и смотрел, как поднимается наверх Максим со своей самой дорогой для него ношей на руках? И губы непроизвольно прошептали:
– Аминь!
Эпилог
Максим сидел на ступеньках крыльца и смотрел на огромную кучу березовых дров. Он их рубил с самого утра, но все равно осталось несколько чурок, которыми он решил заняться завтра. Весь день стояла невыносимая, необычная для мая жара. Мать вздыхала и охала. Соседки наперебой предсказывали засуху, и она беспокоилась, что Максим опять уедет и не успеет починить электронасос, единственный помощник при поливе огорода.
Впрочем, сын его и не собирался чинить. Проще было съездить в Красноярск и купить новый. Только все руки не доходили...
Благодаря стараниям Верьясова Максиму вернули документы и деньги, которые он оставил в сейфе генерала Катаева. Правда, пришлось писать объяснительные и отвечать на дотошные вопросы хмурого человека в сером пиджаке с прямыми плечами.
Но он выдержал и это испытание.
Деньги, впрочем, ушли на новую крышу родительского дома и подержанный «БМВ». Пора было задуматься о том, как и на что он будет существовать дальше. Хотя его военной пенсии вполне хватало для скромной, но безбедной жизни. Мать до сих пор держала хозяйство, копалась в огороде. Она не расспрашивала его о прежней жизни, не пыталась узнать о планах на будущее. А просто тихо радовалась, что сын опять с ней. И еще втайне молилась, чтобы все у него сложилось хорошо. Случайно он подслушал, как она просила бога, чтобы Максим никуда больше не уезжал, нашел себе подходящую работу, женился... Мать перешла на шепот, и Максим поспешно отошел от окна. Каждый раз, глядя на нее, он чувствовал, как болезненно сжимается сердце... Ведь он точно знал, что ни одна из ее просьб не будет исполнена.
Максим привык к тому, что черная полоса в его жизни затянулась больше чем на полгода. Но месяц назад позвонил Верьясов и, как всегда, бодрым тоном сообщил, что ему удалось отыскать следы содержимого сейфов генерала Катаева. И это было очень кстати, потому что без документов Максим чувствовал себя отщепенцем. Не мог устроиться на работу и даже получать пенсию.
Но на этом везение не кончилось. В автомагазине, где он покупал кое-какие детали для своего «бээмвэшки», кто-то неловко толкнул его. Максим оглянулся. И тут же попал в объятия Николая Протасова, бывшего депутата Верховного Совета, которого он когда-то вывел под пулями из здания Белого дома в Москве. Это произошло во время всем известных печальных событий, в тот самый день, который стал последним днем его военной карьеры.
Честно говоря, Максим не сразу узнал в седоватом, с солидным брюшком господине испуганного, с трясущимися руками Николая, которого он чуть ли не волочил за собой, ухватив за шиворот, по темным коридорам... Теперь это был уверенный в себе, холеный, прекрасно одетый барин. И разъезжал он на сверкающем внедорожнике с тонированными стеклами.
Протасов долго мял и тискал Максима и даже пролил скупую мужскую слезу – так обрадовала его неожиданная встреча.
Чуть позже они сидели в полутемном прохладном зале ресторана где-то недалеко от речного порта. В окно хорошо был виден Енисей, поросшие лесом горы, гребень Такмака... Они пили водку, закусывали семгой. Николай был радушен, рассчитывался долларами, щедро давал на чай хорошенькой официантке и бармену. Словом, делал все, чтобы Максим заподозрил его в связях с криминалом, о чем не преминул тут же сказать Протасову.
Тот расхохотался. И хохотал долго, вытирая слезы огромным клетчатым платком. Затем высморкался и метнул на стол визитку. Перед Максимом сидел не криминальный авторитет, а генеральный директор самого крупного в городе завода, промышленного гиганта, выпускавшего официально то ли телевизоры, то ли холодильники, то ли вовсе какие-то сноповязалки. Но когда на Байконуре или в Плесецке случались непредвиденные ситуации, целые отделы специалистов по холодильно-сенокосильному оборудованию в мгновение ока десантировались на вышеуказанные объекты и столь же быстро ликвидировали последствия очередного ЧП.
По этому поводу Протасов даже вспомнил давний анекдот про рабочего подобного завода. Дескать, сколько деталей ни выносил за ворота, собрать швейную машинку для жены не смог. Все время получался автомат Калашникова.
Максим вежливо посмеялся. Протасов изрядно утомил его своей необузданной энергией, шутками и беспрестанным хлопаньем по плечу. Но муки были вознаграждены. К концу застолья Протасов неожиданно предложил Максиму возглавить службу безопасности на заводе, посулил хорошие деньги, приличную квартиру или коттедж за городом на выбор и дал три дня сроку на обдумывание.
В душе Максим ему не поверил. За свою жизнь он изрядно наслушался пьяных заверений в вечной дружбе, предложений работы и прочих прелестей жизни. Посулы, как правило, заканчивались ничем.
Протрезвев, щедрые благодетели превращались в субъектов с бегающими глазками, обещавшими что- нибудь подыскать, но не сейчас, а в ближайшем будущем. То есть, может быть, когда-нибудь и где- нибудь.
Поэтому Максим постарался забыть о предложении Протасова сразу, как они расстались.
Каково же было его удивление, когда через три дня у ворот их дома остановился автомобиль Протасова... Так неожиданно исполнилось одно из самых больших желаний его матери. Но что касается остальных...
Максим вздохнул и окинул взглядом гору дров.
Надо бы уложить их в поленницу. Но страшно хотелось курить. Сигареты он оставил на столе в комнате рядом с программой телевидения... Он в который уже раз посмотрел на часы и выругал себя за слабоволие. Нет, он ни в коем разе не пойдет сейчас в дом и не включит телевизор. И как бы ему ни хотелось вновь увидеть лица тех, с кем ему пришлось пережить страшные события августа прошлого года, телевизор он не
