Элмер Мендоса
Любовник Дженис Джоплин
1
Пусть холодно – никому до этого нет дела. Плохая погода не помеха парам, что танцуют далеко в горной сьерре под волшебным светом луны у ворот сарая, где в полумраке играет магнитола с единственной кассетой. «А что еще нужно для счастья?» – размышляла Карлота Амалия Басайне, наблюдая за парнями, которые дурачились в сторонке, поскольку им не досталось девушек для танцев. Она подумала, не пойти ли позабавиться вместе с ними, но потом решила, что сегодня хочет чего-то другого. Танцевать ей нельзя, это все знали: Карлота помолвлена с Рохелио Кастро, а значит, она теперь отрезанный ломоть. Посему никто из парней не осмеливался и близко к ней подойти, даже эти ребята, которые предпочитали развлекаться тем, что издевались над Давидом Валенсуэлой, награждая его подзатыльниками и тычками в спину с криками: «Закрой хлебало, каброн, а то муха залетит!» Они лишь недавно вернулись с побережья или из Соединенных Штатов, куда ездили на заработки, а те, кто оставался здесь, неплохо получали на сборе урожая индийской конопли и опиумного мака, а как же иначе – «золотой треугольник» день ото дня становился все могущественнее! Только простофиля Давид по-прежнему ходил в деревенских дурачках. Однако не такой уж он и дурачок, думала Карлота, не тащит же в рот букашек, не несет всякую чушь! Просто немножко заторможенный, не от мира сего – в общем, простофиля, но зато простодушный и милый в отличие от всех остальных. Давид размышлял, как поступить – ему всегда не хватало решительности, – а парни тем временем не переставали отвешивать ему тумаки и портить настроение. Спасаясь от издевательств, он приблизился к танцующим, но столкнулся с невестой Рохелио Кастро и зарделся под ее лукавым взглядом.
– Привет! – поздоровался Давид и хотел было пройти мимо, но, услышав голос Карлоты: «Давид!», встал как вкопанный. – Чего тебе? – спросил он испуганно, разинув рот, и девушка ответила:
– Пойдем танцевать!
Началась новая песня, а Давид подумал о Рохелио Кастро; по слухам, он прикончил шестерых в Санта- Аполонии – или больше, чем шестерых? – во всяком случае, в Вердуго трупов было четыре. И тогда Давид сказал себе: «Лучше б ты вообще ее не замечал». Но отказываться от заманчивого приглашения не хотелось – да и кто из парней, обитающих в окрестной сьерре, отказал бы ей? Однако это означало бы посягательство на права жениха, что грозило большими неприятностями! Давид смущенно замялся. Девушка заглянула ему в глаза:
– Не хочешь? – И Давид увидел, как она облизнула губы розовым языком.
«О господи, одно дело, если бы ты сам ее пригласил, и совсем другое, когда она тебя чуть ли не силком тянет!» Но ведь отец наставлял его, что любовь опасна, смертельно опасна! Давид не раз слышал пение Карлоты в доме
– Ладно, – и покорно пошел вслед за ней к слившимся в танце парам – молодежь у них в деревне изысканным манерам не обучена.
Карлота расстегнула свою красную курточку, и они начали танцевать. Давид вел неловко, не решаясь прижать ее к себе, и девушка подзадорила его:
– Ну же, Давид, не будь таким застенчивым! Обними меня, иначе что это за танец!
И тогда они плотно прильнули друг к другу. А поскольку куртка Карлоты была расстегнута, ее груди уперлись в Давида, и у него возникла эрекция. Тут ему стало чертовски обидно: боже милостивый, ну почему так происходит, вот женщина, которую он любит, каждый день видит или слышит ее голос со двора и из кухни своего дома, и именно в такую минуту он должен сдерживать себя! Давид отставил ногу в сторону наподобие известного комика Кантинфласа – разве не предупреждала его мать, что грешно касаться того места! – да только в молодой крови мудрость выкипает; в конце концов, Давиду и двадцати еще нет, а Карлоте только недавно исполнилось шестнадцать. И очень скоро он перестал сопротивляться желанию и всем телом прижался к девушке.
Холод стоял немилосердный, но собравшиеся либо пили, либо танцевали, и непогода им ничуть не мешала. Сквозь легкий туман Давид наблюдал, как многие пошатывались после долгого потребления мескаля местного производства. Тогда он закрыл глаза и погрузился в ощущения чуть влажного ушка Карлоты, ее притиснутых к нему ног, аромата волос. «Ах, как я хочу тебя в жены, – думал Давид, – давай уйдем сегодня вместе прямо ко мне домой, или сбежим в Дуранго, или в Кульякан, туда добираться ближе, можем полететь на самолете или даже уехать верхом!» Карлота Амалия полегоньку подогревала его пыл; нельзя сказать, чтобы сосед вызывал у нее восторг, но, во всяком случае, не был неприятен – довольно привлекательный, опрятный. Жалко только, что ненормальный. Опять же, помолвка с Рохелио Кастро лишила ее возможности заигрывать с другими парнями; два заезжих молодца, не пожелавшие считаться с местными обычаями, уже поплатились жизнью за это. Когда она была совсем маленькой, Давид ей очень нравился, но по мере взросления Карлота стала обращать внимание на его странности и недостатки, о которых говорили люди и которые делали юношу таким непохожим на всех остальных: постоянно открытый рот, слишком крупные передние зубы… Жаль, жаль! Однако сейчас Карлоте хорошо с ним; она не собиралась заходить так далеко, но поддалась упоительному танцу, который возбуждал ее все больше; в итоге ей даже пришлось начать разговор, чтобы сохранить хотя бы видимость соблюдения приличий.
– Я слышала от Дуке, что ты убил трех диких кроликов подряд тремя камнями. Ты в самом деле умеешь так метко бросать?
– В общем, да, более или менее. – Давид прикидывал в уме, сколько у них могло бы родиться детишек; пожалуй, четверо: две девочки и два мальчика.
– А ты любишь кроличье мясо? – не унималась Карлота.
– Люблю. – Лучше шесть девочек и шесть мальчиков. – А оно тебе больше нравится тушеное или жареное?
– Тушеное, а тебе?
– Жареное. А ты можешь попасть камнем в крысу с десяти метров?
– Не знаю, не пробовал.
– А в тарантула?
– Ну, этих тварей я просто давлю ногами!
Давид совсем потерял голову, все недавние сомнения и неуверенность куда-то улетучились. Он держал в своих объятиях неземное тело женщины и наслаждался ощущением приближающегося оргазма. Карлота, чувствуя его мужскую упругость, спохватилась – это уж слишком, всему есть предел, лучше продолжить беседу о кроликах, однако, с другой стороны, ей тоже стало невмоготу сдерживать себя, да их и не видит никто, они танцуют в темном уголке, а потому позволила ему вести себя все дальше, дальше, дальше… Внезапно Давид, достигнув кульминации, круто выгнулся у нее в руках, так, что, казалось, позвоночник вот- вот переломится. Сильно запахло спермой, и немного испуганная Карлота успокоительно погладила его по шее:
– Ну, что ты, что ты…
Давид замер на несколько мгновений, потом возобновил танец, механически переставляя ноги, тяжело дыша, без тени улыбки… В этот момент кассета закончилась, и Карлота чуть отстранилась. Ей следовало раньше остановить его, ведь они даже не дружат. Впрочем, никто ничего не заметит, кому есть дело до деревенского дурачка! Бедняга…
Времени было около восьми вечера. Двор едва освещался тремя качимбами на солярке. Давид все не отпускал Карлоту, хотя остальные пары разошлись на перерыв.
«Она любит меня, я отведу ее к себе домой и буду содержать на деньги, что зарабатываю на лесопилке, а если Рохелио Кастро воспротивится, мы уедем в Тамасул, куплю ей одежду, а жить пока будем у тети Альтаграсии!» Однако прежде, чем зазвучала обратная сторона кассеты, их разъединил не кто иной, как сам Рохелио Кастро.
– Это еще что за хренотень? Ты что себе позволяешь, козел, недоумок? Забыл, кому принадлежит эта
