пустой.
– Почему?
– Таков закон, друг Валенсуэла, когда кто-то покидает нас, его имущество распределяется между остающимися. – «Ну, что, убедился? Этот тип отпетый, бессовестный мошенник!» – Давид слушал начальника, не понимая, а тот продолжал: – Скоро за тобой приедет адвокат Аранго и заберет тебя у нас, чтобы отправить в Лос-Анджелес, на свадьбу вашего патрона, поэтому сразу переоденься в одежду, которую тебе привезли. – Он показал на сумку, лежащую на стуле. Давид чуть не запрыгал от радости и заулыбался во весь рот.
– А кассету?
– А?
– Кассету, что я слушал в камере?
– Не беспокойся, ты уже выходишь на свободу, а там уж как-нибудь раздобудешь себе новую!
Давид переоделся в одежду, присланную ему Сантосом: льняные брюки кофейного цвета, черные ботинки и рубашка. После этого начальник тюрьмы усадил его за стол, и они вместе пообедали рыбным бульоном, которым угостил их начальник охраны.
– Настоящий деликатес, – похвалил полицейский. Давиду показался знакомым вкус бульона. – Тебе понравилось? – Он утвердительно кивнул. – За несколько дней до тебя к нам привели женщину, источающую необычайно возбуждающий запах, просто нельзя устоять; возможно, ты ее знаешь – она из Альтаты. Не женщина, а чудо, и начальник охраны… – «Нет, только не это!» – …сразу пристроил ее к себе. Она тоже быстро привыкла и теперь даже не хочет возвращаться домой. Этот бульон – ее приготовления!
Давид не хотел слушать дальше, уставился в тарелку и сосредоточился на еде; начальник тюрьмы прав, теперь ему уже не о чем беспокоиться, даже палец с оторванным ногтем больше не болит, он навсегда уедет отсюда, как только появится Аранго, достанет себе новую кассету, ведь в Лос-Анджелесе наверняка найдутся кассеты с записями Дженис! Снова поселится в гостинице «Сикс», будет грызть кубики льда, не спеша прогуливаться по бульвару Сансет и найдет ту улицу, где они с Дженис познакомились, дом с плакатами, индейскими статуэтками и подушками – Are you Kris Kristofferson? Скажи мне, что ты помнишь, и я скажу, кто ты.
– Доротео скоро приедет, он уже был здесь часа два назад, – сказал директор. – Я тоже отойду ненадолго. Если хочешь, можешь прилечь вон на той раздвижной софе, только не советую тебе покидать мой кабинет.
Как только начальник вышел, Давид улегся на софу; от съеденного бульона его потянуло в сон, да еще сказывалась бессонная ночь, но он все же пока не чувствовал себя в безопасности, поэтому спросил мысленно, не поступит ли опрометчиво, если вздремнет.
«По-моему, нет, – ответила карма, – если уж твой друг сумел вытащить тебя вопреки всему, что тебе мешает отдохнуть прямо здесь?» – «Наверное, Чоло и за это заплатил…» Уже засыпая, Давид подумал, что ему надо остерегаться братьев Кастро. Вначале их было человек семь, сколько же осталось? Они будут искать меня повсюду, но я им не дамся! «Z».
27
Нос зачесался, и он потер его подушечкой пальца, но что-то продолжало щекотать поверхность носа; Давид снова потер, однако раздражение не проходило, и тогда он очнулся, открыл глаза и спросонок решил, что у него галлюцинации: боже милосердный, Маскареньо склонил над ним мертвенно-бледное лицо и водил по носу кончиком дула «смит-вессона».
– Как дела, Ротозей? Что ж ты уходишь не попрощавшись? – Его нездоровая бледность вызывала неприятное чувство. – Прытко пела рыбка, если уж ты стал моим человеком, расскажи, что нового от Бакасегуа? Разве я не велел тебе разговорить его? – Давид понял, что это не галлюцинация; команданте движением руки дал команду, и Франко вместе с другим полицейским заставили его встать с софы. Директор тюрьмы сидел за письменным столом, и по его притихшему виду Давид догадался, что произошел какой-то сбой. – Смотри-ка, у него, видать, язык отнялся! А скажите, дорогой начальник, почему вы отпускаете этого заключенного без моего согласия? Больше такого не должно повторяться, ну, как же – ни с того ни с сего, это противоречит моим принципам, я не позволю, чтобы посторонние вторгались на мою территорию, понятно вам? – Начальник тюрьмы тяжело сглотнул и промолчал. – Я заберу его с собой и верну вам через пару часов.
– Но на каком основании, команданте?
– Этот тип получил от меня секретное задание и обязан отчитаться, а вчера очень много моих людей получили ранения на митинге, организованном ради этого вот типа! – И он дважды ударил Давида по лицу. – Мне просто необходимо побеседовать с ним. – Начальник тюрьмы опять с трудом сглотнул.
– Но, команданте…
Лицо Маскареньо перекосило от ярости.
– Вы что, вздумали возражать? – бесцеремонно перебил он начальника. – Ага, понимаю, фактор гуманности, оч-чень хорошо, тогда – во исполнение фактора гуманности – может, и мне что-нибудь перепадет? – Его голос выдавал физическую слабость, лицо еще больше побледнело. Директор тюрьмы решил попытаться и волков накормить, и овец сохранить.
– Команданте, с вашего позволения я сделаю один телефонный звонок!
– Сделайте, сеньор начальник, сделайте, скажите им, мы готовы торговаться, и поскольку юноша принадлежит нам, нам хотелось бы знать, припасено ли что-нибудь и на нашу долю!
«Этот человек очень проницательный!» – заметила карма.
Начальник объяснил ситуацию Чоло, изумленному неожиданным поворотом:
– Вот сукин сын, он догнал нас на финишной черте! Дайте ему трубку!
– Дон Сантос!
– Давайте сразу к делу, команданте!
– Хорошо, как вам угодно: с учетом того, что мне задолжал Родригес, предлагаю освободить вашего друга в обмен на дом в Альтате. – Чоло даже поперхнулся от такой наглости и обматерил бы собеседника, если бы не вцепился пальцами в рукоятку лежащего рядом «магнума» и постарался подавить в себе вспышку гнева. – Что скажете? Я прекрасно знаю, что вы не хотите уступать дом полиции и даже пообещали взорвать его; что ж, отлично, уступите дом лично мне в обмен на вашего друга.
Чоло судорожно сглотнул, чтобы смочить вдруг пересохшее горло.
– Этот дом стоит сто восемьдесят тысяч долларов; даю вам двести тысяч наличными.
– Меня не интересуют деньги, сеньор Мохардин, дом или прытко пела рыбка!
– Команданте, мы с вами деловые люди, так давайте вести себя соответствующим образом.
– Прытко пела рыбка – либо да, либо нет!
Для Чоло сохранить за собой дом было делом чести; в каком свете он предстанет перед своими людьми, если позволит отнять его? Кроме того, он хорошо усвоил истину, что любые дела с полицией решаются с помощью денег и торг на самом деле идет лишь по поводу суммы.
– Честно говоря, вы ставите меня в трудное положение.
– А что вас заботит?
– Моя будущая жена обожает этот дом. Забудьте о нем, и я готов выложить перед вами, не выезжая из Кульякана, двести пятьдесят тысяч зеленых лягушачьих шкурок!
– Мне думается, это вы ведете себя сейчас не как человек дела, не желая верить, что я знаю, чего хочу. А потому для пущей убедительности даю вам на раздумья полчаса.
– Постойте, постойте, а как же мой парень?
– Позвоните мне по два-ноль-пять-семьдесят. – Маскареньо положил трубку. Его подчиненные улыбались с довольным видом.
– Прытко пела рыбка, – сказал команданте начальнику тюрьмы, а затем обратился к Давиду: – Дорогой мой, как мне ни хотелось поработать с тобой вместе, но, видать, придется обойтись своими силами; твое счастье, что у тебя есть такой щедрый друг, можешь идти!
– Я свободен?
– Ни больше ни меньше, сеньор Валенсуэла, уносите ноги, пока не поздно!
– За ним должен заехать его адвокат, – вмешался начальник тюрьмы.
