недоумения. Праздник сорвался. А людям так хотелось верить…
Подобного оборота дел миссионеры никак не ожидали. Стало очевидно, что здесь пока рано говорить о Христе. В умах ликаонцев жил еще самый обычный политеизм, который лишь в более культурной среде стал вытесняться понятием о некоей высшей единой Силе. [6-14] Пришлось как-то объяснять людям, что им возвещают 'Бога Живого, Который сотворил небо и землю'. Это была не проповедь христианства, а скорее нечто похожее на проповедь монотеизма — необходимый этап, предваряющий Евангелие. Павел говорил, что до времени Бог 'позволил всем народам ходить своими путями', но Он свидетельствует о Себе теми дарами, которые поддерживают жизнь человека.
Только после этого можно было переходить к самой Благой Вести. Трудности миссии в Листре вознаградились одним замечательным обращением. Павел нашел там благочестивую еврейскую женщину Евнику, которая была замужем за ликаонским греком. Вместе со своей матерью она приняла крещение. Когда апостол бывал у Евники, его беседы внимательно слушал ее сын Тимофей, мальчик лет пятнадцати. Мать с детства привила ему любовь к Писанию, хотя, видимо, считаясь с отцом, не подвергла его обрезанию. Удивительные речи человека, пришедшего с родины материнских предков, заворожили подростка. Он сразу же всей душой привязался к Павлу. Пройдет несколько лет, и Тимофей станет его 'сыном', любимым учеником и надежным помощником.
Едва только Павел и Варнава начали осваиваться в языческом городке, деятельность их снова была прервана. Фанатики из Антиохии и Иконии без труда догадались, где пролегает маршрут миссионеров, пошли по их следам и скоро объявились в Листре. Они больше не стали жаловаться властям, а решили сами расправиться с Павлом. Им удалось подбить толпу горожан, которая внезапно окружила Тарсянина и забросала камнями. Павел упал и потерял сознание, а убийцы, думая, что он мертв, вытащили его за ворота города и оставили в поле.
Об этом сразу же узнали Варнава и горстка листрийских неофитов. Они бросились искать тело, и когда нашли окровавленного и неподвижного Павла, стали оплакивать его смерть. Вероятно, среди них был и мальчик Тимофей. Но в тот момент, когда они стояли, убитые горем, Павел подал признаки жизни. С помощью друзей он поднялся на ноги и под покровом темноты его отвели в дом.
Раны оказались не очень опасными; поэтому на другое же утро Павел был в состоянии покинуть город. Вместе с Варнавой они отправились дальше на юго-восток в соседний город Дервию.
Апостола вдохновляла мысль, что он претерпел за Христа подобно тому, как двенадцать лет назад пострадал эллинист Стефан. Быть может, именно те шрамы, что остались от листрийского избиения, он и называл впоследствии ранами Христовыми, которые он носит на себе. [6 -15]
В Дервии преследователи оставили его в покое, видимо, думая, что он мертв. Там он основал еще одну общину, состоявшую, как и в Листре, почти из одних язычников. Приобретя в городке 'достаточно учеников', миссионеры должны были следовать дальше по римскому тракту; в Тарсе они могли бы отдохнуть, потом пешим путем добраться до Сирии и попасть в Антиохию.
Но внезапно возникло новое препятствие. С апостолом случился припадок тяжелой болезни, которая время от времени к нему возвращалась. Сам он считал, что этот недуг послан ему для смирения. 'Дано мне было, — пишет он, — жало в плоть, ангел сатаны, заушать меня, чтобы я не превозносился. О нем я трижды просил Господа, чтобы отступил он от меня. И сказал мне Господь: 'довольно для тебя благодати Моей: ибо сила Моя в немощи совершается'. [6-16]
Что это была за болезнь — уточнить невозможно. Ясно только, что она повторялась хронически. Некоторые биографы считают, что 'подобно другим великим людям истории, например, Цезарю и Наполеону, Павел страдал приступами падучей болезни'. [6-17] Другие склоняются к мысли, что 'жало в плоть' — это малярия, которой Павел заболел в болотистых низинах Памфилии.
Как бы то ни было, от возвращения восточным путем миссионеры отказались. Вероятно, в этом сыграла роль не только болезнь Павла. Апостол чутко прислушивался к внутреннему голосу: он постоянно ощущал Христа как таинственного Спутника его благовестнических трудов. Вот и теперь что-то, о чем умалчивает Лука, заставило его решиться на рискованный шаг: невзирая на опасность, идти назад прежней дорогой, чтобы утвердить молодые общины.
Пока же он был еще слаб после болезни, и миссионеры оставались в Дервии, где Павла окружала трогательная забота братьев. 'Вы знаете, — вспоминал он потом в Послании к галатам, — что я в немощи плоти благовествовал вам в первый раз; и искусительное для вас в плоти моей вы не оттолкнули с презрением и отвращением, но, как ангела Божия приняли меня, как Христа Иисуса… Если бы возможно было, вы вырвали бы глаза свои и дали мне'. [6-18] Отношение к нему новообращенных было для Павла радостной неожиданностью. В самом деле, ведь по его слову и молитве больные обретали выздоровление, а сейчас он сам лежит на постели, беспомощный и жалкий. Но галаты сумели все понять и преодолеть невольное смущение.
Когда апостол немного окреп, миссионеры тронулись в обратный путь опять через Листру, Иконию и Антиохию Писидийскую. Надолго задерживаться в городах они не могли — приходили и уходили, избегая посторонних глаз. И все же в главном они преуспели: не только поддержали дух христиан, но поставили им старейшин, пресвитеров.
Этот акт означал новый этап в их апостольстве. С него начинается история дальнейшего укоренения Церкви на языческой почве.
Образцом для организации общин служили порядки, сложившиеся в иудейской диаспоре. Члены церквей составляли тесные духовные семьи. По воскресным дням или даже чаще они сходились в домах на общую совместную молитву, читали Писание, совершали после братской трапезы 'преломление хлеба', Вечерю Господню. Апостолы завещали это как волю Самого Иисуса. Павел напоминал своей пастве: 'Всякий раз, как вы едите этот хлеб и пьете эту чашу, — вы смерть Господню возвещаете, пока Он не придет'. [6-19]
Пресвитер не был руководителем церкви, такое руководство понадобилось лишь позднее; его главное служение заключалось в возглавлении св. Трапезы. Это считалось апостольским даром и в конечном счете даром Христовым. Пресвитеры с самого начала не были выборными лицами — их поставляли апостолы, подобно тому, как Сам Христос выделил для себя Двенадцать.
Различные служения внутри братства определялись способностями и харизмами. Одни становились пророками, другие — учителями, третьи — благовестниками; но в сущности все были равноправны. Такое сочетание братского демократизма и апостольского авторитета обеспечивало церквам жизненность и прочность.
Закрепление результатов первой миссии было событием огромной важности, которое заставило самого св. Павла задуматься о многом. Превратить синагогальные общины диаспоры в христианские церкви он не смог, но зато были созданы первые 'эллинские' общины. А им принадлежало будущее.
Из Писидии апостолы, пройдя к морю, достигли порта Атталии и оттуда отплыли на корабле прямо в Сирию. Так кончилось их первое, пробное, путешествие.
Вернулись они с триумфом победителей. Все благодарили Бога за то, что Он открыл сердце язычников для Евангелия. Это был великий праздник Антиохийской церкви, и вместе с тем — торжество всего молодого христианства.
Глава седьмая.
СПОР О ЗАКОНЕ.
«АПОСТОЛ НАРОДОВ».
Сирия — Иудея — Малая Азия,
49 год
