она где-нибудь приходит в себя. Полагаю, испытывает облегчение при мысли о случившемся. Просто она поняла, что не хочет выходить замуж! Кто осудит ее за это? Даже Эдвард не осудит. Возможно, они еще и будут вместе когда-нибудь потом. Почему бы нет? Вы не допускаете?
— Не знаю, Анна, я просто не знаю… Боюсь лишь, что она… Я просто боюсь. Послушайте, мне надо идти, — сказал Бенет и, когда они, поднявшись, направились к двери, спросил: — Где ваши картины? Наверное, все еще не распакованы, раз вы не решили, что делать дальше. Мне бы хотелось снова увидеть портрет Льюэна, тот, написанный Оуэном.
— Вы ведь придете еще, дорогой Бенет, и приведете с собой Оуэна?
Когда они приближались к холлу, Бенет спросил:
— Как поживает мальчик? Он здесь?
— Брэн? Да, он здесь, я сейчас его позову.
— Ах, не надо его беспокоить.
— Брэн! Брэн, выйди познакомься с Бенетом! — крикнула Анна.
Послышалось какое-то шарканье в соседней комнате, и появился мальчик в длинных черных узких брюках и голубой рубашке. Цвет его пышных вьющихся волос напоминал темный янтарь, глаза были светло-карими, губы красными. Он посмотрел на Бенета с подозрением.
— Привет, Брэн, — сказал Бенет, делая шаг ему навстречу, — Как ты вырос!
Он стал было протягивать мальчику руку, но быстро опустил ее, заметив, что тот не проявляет ни малейшего намерения ее пожать. О господи, подумал Бенет, а ведь он хочет обратно, во Францию!
— Он хочет обратно, во Францию, — сказала Анна. — Но мы еще посмотрим… Дело, знаете ли, в школе…
— Он похож на отца, — сказал Бенет.
Брэн взглянул на мать, потом быстро ушел в свою комнату и закрыл за собой дверь.
Бенет ощутил неловкость и заметил:
— Возможно, он продолжит книгу Льюэна… Он интересуется историей?
— Он интересуется всем, он вообще исключительно сообразительный мальчик, но немного рассеянный. — Анна открыла входную дверь. — До свидания, милый Бенет. Искренне надеюсь, что вы найдете… Да, кстати, большое спасибо, что прислали нам Джексона, он моментально все привел в порядок. Брэн сразу к нему привязался.
Не обращая внимания на грубость Оуэна, Милдред все же приехала к нему в студию. Открыв ей дверь, он тут же угрюмо вернулся к мольберту, предоставив гостье самой закрывать ее. Милдред поняла, что Оуэн «с ленцой», как он сам говорил, корпит над каким-то из своих любимых загадочных сюжетов. Этим сюжетом оказался «Мужчина, ворующий кота». Оуэн утверждал, что выкопал его в древнеяпонских сказках. Мужчина, отчаявшийся снискать расположение некой дамы, украл у нее кота. Версия Оуэна действительно была окутана японским флером. Присутствие дамы лишь угадывалось, сама она никогда на картинах не появлялась. Интересно было то, что в разных вариантах этого сюжета выражения лица мужчины и мордочки кота менялись. Иногда мужчина изображался испуганным, кот — своенравным, иногда они оба казались веселыми, порой мужчина злобно улыбался, а кот отбивался от него, а иногда оба представлялись загадочными темными демонами.
Помолчав немного, Милдред сказала:
— Он собирается убить кота. А что это за кружевное облако в углу?
— Это постель дамы.
— Мы ее так никогда и не увидим?
— Она уже мертва, удушена.
Осмысливая услышанное, Милдред стала расхаживать по большой комнате; когда она поворачивалась, юбка закручивалась вокруг ее ног.
— А где твои ангелы?
— К ангелам я еще вернусь, и к испуганным Мадоннам тоже. А ты собираешься в Индию, будешь жить в Гималаях, носить сари и сидеть на корточках?
— Я бы давно туда уехала, — отозвалась Милдред.
— Так почему не сейчас? Проезд я оплачу. Дядюшка Тим тебя околдовал.
Внизу у входной двери зазвонил звонок.
— Это Бенет, — догадалась Милдред и бросилась открывать.
Бенет ничуть не удивился, застав Милдред у Оуэна, где она частенько бывала.
— Ну что, Милдред, никаких новостей? У меня — никаких, — сказал он, следуя за ней наверх.
Взгляд миндалевидных глаз Оуэна, по-прежнему сидевшего перед мольбертом, приобрел циничное выражение — таким взглядом он всегда встречал Бенета.
— Значит, вы все бегаете как угорелые и испытываете от этого удовольствие?
Бенет пересек комнату, взял два стула — один для себя, другой для Милдред — и поднес их к мольберту.
— Хоть какое-то занятие, — ответил он.
— Да, вы можете теперь утешать понесших утрату.
— Я звонил Розалинде и собираюсь навестить ее. У Эдварда телефон не отвечает. Я ездил к Анне…
— К ней-то зачем? Вы что, думаете, она проглотила девушку? Ну ладно. Как она, не собирается осчастливить нас и остаться здесь?
— Надеюсь на это, но точно не знаю. Она-то, похоже, не прочь, но Брэн не хочет.
— Я его не осуждаю. Сам бы охотно жил во Франции.
— Вы видели ребенка? — вмешалась Милдред.
— Всего несколько минут. Он был очень сдержан.
— Точно как Льюэн, — заметил Оуэн.
— Мы все в шоке, — сказала Милдред. — «Бегаем как угорелые», по твоим словам, чтобы не отчаяться, ведь в голову лезет столько ужасных мыслей.
— Ладно, хватит переживаний, — поморщился Оуэн, — нужно, по крайней мере пока, продолжать работать. Вероятно, она сидит где-нибудь, может быть, в Брайтоне, хохочет и тайно злорадствует.
— В любом случае мы должны служить друг другу опорой, — заявила Милдред.
Бенет согласился:
— Да, в самом деле. Я хотел предложить вам сегодня вечером поужинать со мной: ужасно не хочется оставаться в одиночестве.
— Разумеется, мы составим вам компанию, — живо откликнулась Милдред. — Ты ведь тоже будешь, Оуэн, правда?
— Надеюсь, что и Розалинда приедет, хотя, когда я ей звонил, она еще не была уверена.
— Анну вы, разумеется, тоже пригласили, — заметил Оуэн.
— Да, но она не сможет прийти. Разумеется, гостей следует оповещать заранее.
— Надеюсь, Эдвард не обречет себя теперь на жизнь анахорета? — спросила Милдред.
— Возможно, он застрелится, — мрачно пошутил Оуэн. — Это придаст приключению дополнительную остроту.
— Вы должны пригласить и Туана, — сказала Милдред. — А почему бы не позвать также Александра с Элизабет?
От своего дома до дома Анны, который располагался неподалеку от Слоун-сквер, Бенет ехал на такси. Там он взял другое такси и доехал на нем до дома Оуэна. Теперь в третьем такси он ехал в маленькую квартирку Розалинды, находившуюся в стороне от Виктория-стрит. В Лондоне он редко водил машину сам. Сидя на заднем сиденье, Бенет вдруг испытал укол болезненного и горестного чувства вины. Там, у Анны, он ненадолго ощутил радость, потом позволил Оуэну немного развлечь себя. Но теперь снова предался размышлениям о Розалинде и Мэриан. Разумеется, он все это время не переставал думать о Мэриан, только она по-настоящему имела значение, заполняла все его мысли, мысли каждого из них.
Сейчас он думал еще и о Розалинде, о том, как поддержать и утешить ее. Но он помнил, что за всеми