то я не понимаю, чем еще вам можно помочь, и, как я уже говорил, не собираюсь больше отнимать у вас время.
— О, времени у меня также предостаточно, по большому счету все оно принадлежит мне, поскольку благодаря вам я стал безработным. Кстати, как имя вашего брата?
— Его зовут Клемент…
— Славное имя. Если вы не возражаете, я хочу, чтобы он присоединился к нам. Мне представляется, что он все равно слышит нас.
Не дожидаясь ответа, Мир встал и быстро прошел к приоткрытой двери. Стоявший за ней Клемент едва не влетел в комнату.
— Пожалуйста, входите, Клемент, надеюсь, вы позволите мне так называть вас.
— Господин Мир собирается скоро уходить, — сказал Лукас. — Посиди там.
Он показал на ближайший к двери стул рядом с книжными полками.
— Кстати, — обратился он к вернувшемуся на свое место гостю, — откуда вы узнали, что он актер?
— У меня появилось, как я уже, по-моему, упоминал, много свободного времени, пока я дожидался вашего возвращения, и часть этого времени я потратил на изучение ваших родственников и друзей, в чьи дома, в конце концов, вы могли бы вернуться.
— Вы говорите о… детективном расследовании.
— Нет, просто о некоторых наблюдениях и о сборе сведений в дружеской манере. В итоге я пришел к заключениям, которые вам, возможно, было бы интересно услышать…
— Несомненно, эти бессмысленные похождения явились результатом вашей нетрудоспособности. Могу я вновь предположить, что вас могло бы удовлетворить денежное вознаграждение? В пределах моих возможностей, разумеется, я готов предоставить вам щедрую сумму, безусловно, полезную помощь, если можно так выразиться, дабы компенсировать, хотя бы символически, те страдания, которые я невольно причинил вам. Прошу вас, подумайте о моем предложении. Приняв от меня такую помощь, вы принесете облегчение нам обоим. Я понимаю, что ваши мысли еще не вполне прояснились…
— Меня не интересует символическая компенсация. Вы правы, в какой-то степени я утратил способность к сосредоточенности, а с ней и свои профессиональные навыки, связанные с трудной и общественно полезной работой, которой я посвятил свою жизнь. Проще говоря, жизнь моя оказалась загубленной.
— Мне очень жаль, но у меня нет ни времени, ни таланта, чтобы играть для вас роль терапевта. За этим вам надо обратиться в соответствующее учреждение.
— В сущности, я очень внимательно слежу за нашим разговором и не думаю, несмотря на ваше предположение, что мы ничего не достигнем. Вы предоставили мне, возможно сами того не сознавая, довольно много ценной информации. Вы упорно желаете избавиться от меня и повторно предлагаете мне деньги. Я сказал вам, что не нуждаюсь в деньгах, и пояснил, что навсегда потерял любимую работу…
— А в какой области вы трудились? — спросил сидевший в дальнем конце гостиной Клемент.
— Я работаю, вернее, работал… — Мир слегка помедлил, а затем продолжил: — Психоаналитиком. Мои сомнения при сообщении вам этой специальности связаны с тем, что люди порой косо смотрят на психоаналитиков. И мне не хотелось бы услышать шуточки по поводу способностей врачей к самоисцелению. Конечно, никто из вас не подумает о таких глупостях. В любом случае, забудем о моей специальности, позвольте мне продолжить объяснение. Вы помните, что, когда вы спросили меня в конце нашей предыдущей встречи, чего я хочу, я упомянул о реституции, а когда вы попытались уточнить, я назвал это справедливым возмещением ущерба. Поскольку вы, видимо, проявляете некоторый интерес к моим желаниям, позвольте мне повторить, что я хочу справедливости.
Мир слегка развернул свой стул в сторону Клемента, словно включая его в зону своего внимания, и время от времени поглядывал на него. Клемент, наклонившись вперед и упершись локтями в колени, напряженно прислушивался к разговору, который становился все более странным. Лукас, невозмутимо откинувшись назад, произносил свои реплики тихо и четко. С его желтоватого, узкоглазого и тонкогубого лица не сходило утомленное выражение, порой окрашиваемое слабым оттенком удивления, но показывающее непреклонность, свойственную жестокосердию, сдерживаемому в отношении надоедливого ребенка. В тот момент, словно воспользовавшись преимуществом короткой паузы, порыв ветра ударил в балконные двери, хлестнув залпом дождя, возможно даже с мелким градом, по дверным стеклам. Нахмурив брови, Мир глянул на аккуратно закрытые бархатные шторы, по которым пробежала легкая волна. Лукас передвинул настольную лампу вперед, чтобы она лучше освещала Мира, а его, напротив, скрывала в тени. Повозившись с макинтошем, Мир бросил его на пол. Клемент отметил, что сегодня гость явился в дорогом, сшитом явно на заказ костюме с жилеткой и элегантным зеленым галстуком.
Лукас продолжил все тем же спокойным тоном:
— Мне жаль, что вы имеете такие стойкие провалы в памяти. Мы же согласились, что не будет никакой пользы от привлечения к данному делу юристов или от возобновления судебного процесса. В любом случае, вам это совершенно невыгодно. Особенно после вашего недавнего признания относительно состояния ваших умственных способностей. Вам следует выбросить из головы такие идеи.
Улыбнувшись и подавшись вперед, Мир выразительно взмахнул руками.
— Да бог с вами, — удивленно произнес он, — у меня и в мыслях не было ничего подобного, до настоящего момента по крайней мере. Я согласен, что это чревато множеством утомительных неприятностей! Справедливость обитает не только в законном суде. Прошу, позвольте я оживлю в нашей памяти пару моментов, касающихся правосудия, этого почтенного и древнего понятия, определенного в моей книге, если я могу назвать ее таковой, крылатым выражением «Око за око, зуб за зуб».
Лукас, пристально следивший за гостем, отметил изменения в выражении его лица и жестикуляции.
— Вы что, еврей? — спросил он у Мира.
— Да. А вы?
— Не знаю, — после минутной паузы ответил Лукас.
— Как же так?
— Я был приемным ребенком. Я не знаю или не желаю знать, кем были мои родители.
— Понимаю… А он… — Мир на мгновение оглянулся на Клемента. — Да, естественно. Простите. На самом деле я почти уверен, что вы еврей. Да, почти уверен. Я узнаю…
Лукас, нахмурившийся на мгновение, прервал его, напомнив деланно равнодушным тоном:
— Вы говорили о реституции, но деньги вам не нужны, тогда я не понимаю, чего вы хотите, смею сказать, что вы сами не понимаете, чего хотите. Так что же я могу предложить?..
— Я поясню вам, чего хочу… исключительно справедливого возмездия.
— Бросьте, бросьте. Я ударил вас импульсивно, потому что вы испугали меня. Я же вызвал «скорую», убедился, что вам окажут помощь, моя расторопность и спасла вам жизнь, ведь я мог просто уйти и бросить вас там. Тогда вообще не возникло бы никаких нынешних проблем! Я заявил о своей ответственности, сделал признание в законном суде этой страны о причинении вам ущерба, и меня оправдали. Правосудие свершилось. За нечаянный результат моей импульсивной реакции я предлагал вам деньги ex gratia [44], по доброте душевной, из чистого сочувствия, если угодно, из жалости. Могу я предположить, что вы отмените ваше мелодраматическое требование о возмездии? Я ничего вам не должен.
Мир ответил не сразу, казалось озадачившись словами Лукаса. Он оглянулся на Клемента, потом сказал тихим, извиняющимся тоном:
— Вы не могли бы слегка отодвинуть лампу?
Лукас убрал лампу, потом демонстративно взглянул на часы и перевел взгляд на разложенные по столу бумаги.
— Я помешал вам совершить преступление, — продолжил Мир, — и ваша спонтанная реакция была, вследствие этого, тоже неким преступлением.
Лукас подготовился к такому повороту.
— Ни о каком преступлении и его последствии не может быть и речи. Дорогой мой, призываю вас говорить о том, что действительно случилось, а о не ваших гипотезах и фантазиях.
