то время спросила:
— А почему я под охраной? Народ вон просто так ходит.
— Так то народ, а ты Сонька Золотая Ручка. Надо, чтоб и ты здесь привыкла, и чтоб народ к тебе привык.
— Тебя как зовут?
— А тебе зачем? — засмеялся охранник.
— Хочу познакомиться.
— Зачем?
Соньке понравился простой нрав парня:
— Ты мне нравишься.
Такое заявление совсем его рассмешило:
— Так ты ж старая для меня!
Такое признание царапнуло женщину, но она вида не подала.
— Нравишься не как мужчина, а как человек.
— А тебе откуда знать, какой я человек?
— Видно.
— Это как? — Конвоиру было забавно болтать со знаменитой воровкой.
— Веселый, хорошая улыбка, и, по-моему, ты совсем не злой.
— Да, — согласился довольный охранник. — Я добрый. Меня за это начальник шибко ругает.
— Ты не русский?
— Почему? Русский! Наполовину. Мама — чукча, отец — русский офицер. Правда, он маму сразу же бросил. Живет, мама говорит, в Санкт-Петербурге. А зовут меня Коля, ну, Николай.
Сонька была довольна.
— Ты только, Коля, никому не говори, что мы с тобой беседовали.
— Почему?
— Тебе нужны неприятности?
— Не нужны.
— Хуже всего будет, если узнает твой добрый начальник.
— Солодов? Какой же он добрый? Это он с виду такой. Даже стул может арестанту подать, лишь бы заморочить голову… Зверь зверем!
Некоторое время шли молча.
— Я тебя, Сонька, представлял совсем другой.
— Какой?
— Злой. А на самом деле мы с тобой добрые и веселые. — И Коля заливисто рассмеялся.
Женщин пригнали на прииски затемно, хотя сама работа началась, когда стало совсем светло. Морозы еще не ударили, но земля уже остыла, и вода в речке, где мыли золото, была студеная.
Арестанток распределили по всей длине речки, в которой водилось золото, дали каждой по железной лопате и мелкому решету, вогнали по колено в воду, и работа началась.
Конвоиров вокруг было столько, сколько узниц. За каждым гребком песка или промывки в сите следило сразу несколько пар глаз, и украсть хотя бы самый мелкий золотой камушек было невозможно.
Спина начинала ныть уже после часа работы. Ноги превращались в одубевшие бревна, руки от песка и холодной воды становились красными и корявыми, глаза от напряжения, чтоб не прозевать золотую песчинку, слезились и теряли остроту.
Сонька выпрямилась, пожаловалась работающей рядом Груне:
— Не могу больше… Упаду.
— Ты упадешь, они поднимут, — кивнула та на конвоиров.
— Не болтать меж собой! — тут же закричал один из охранников. — На два шага прочь друг от друга!
Женщины послушно выполнили команду, и каждая занялась работой.
В нескольких метрах от Соньки немолодая худая узница неожиданно прекратила работу и медленно осела в воду. К ней тут же бросились два охранника.
— Встать, паскуда! Работать! Встать!
Один из охранников крепко огрел узницу батогом, она медленно поднялась и снова взялась за лопату и решето.
Женщины возвращались с приисков, когда уже было темно. Просека была узкая, земля под ногами мерзлая, в воздухе летали снежинки. Брели узницы еле-еле, хотя устали, видно, и охранники, поэтому не особенно подгоняли.
Сонька неожиданно увидела рядом с собой Николая. Он в темноте улыбнулся ей, как бы не для нее, а для всех бросил:
— Крепитесь… Это по-первой трудно. Потом привыкнете. — И заспешил вперед.
Груня посмотрела ему вслед:
— Заботливый. — И рассмеялась: — Клинья под тебя подбивает, что ли?
— А может, под тебя? — огрызнулась Сонька.
— Я толстая. А ты вон как французская королева.
Арестанток в бараке было не более десяти человек. Некоторые спали, а иные вполголоса разговаривали, штопали одежду либо вычесывали из голов друг друга гнид и вшей.
Груня спросила Соньку:
— Чего вызывал начальник?
— А ты почем знаешь, что вызывал начальник? — удивилась воровка.
Та рассмеялась:
— Так не на свидание же ходила?! Вербовал тебя, что ли?
— По-твоему, я сукалда?
— Не знаю… Здесь от честной до сукалды всего ничего.
— По себе судишь? — зло спросила Сонька.
— И по себе тоже. Ведь нагнуть могут любого. А уж тебя сам бог велел.
— Почему?
— Кличка у тебя звонкая.
Груня отвернулась от соседки и приготовилась ко сну.
Это было странное зрелище: более сотни безликих женщин в окружении дюжих охранников и собак на поводках безмолвно стояли над узкой речкой в ожидании чего-то. Но как только солнце вышло из-за сопки и стало светло, охранники дружно заорали, защелкали батогами.
— Всем в воду! Работать!
Женщины послушно, хоть и с содроганием от холодной воды начали входить в речку, таща за собой решета и лопаты.
— Живее! — кричали охранники. — День короткий! Живее!
Сонька принялась нагребать песок в решето, затем последовала промывка и определение на ощупь и на глаз крупиц золота. Самое интересное, что золото действительно попадалось часто и довольно крупных размеров.
Приемщицы, тоже из заключенных, принимали вымытое золото и передавали его вольнонаемным. Груня никуда от Соньки не отходила, все время была рядом. Это раздражало Соньку, она старалась отойти от нее подальше, но товарка через момент снова оказывалась рядом.
Груня выбрала момент, прошептала воровке:
— Давай притырим золотишка.
Та посмотрела на нее, как на сумасшедшую.
— Пошла ты… Мне еще жить охота.
