вам, чтобы хотя бы на несколько минут вновь ощутить их.
— Они не могут улететь! — отрицательно покачал головой князь. — Вы не можете забыть хотя бы нашу последнюю ночь! — Он неожиданно опустился на колено, приблизил девушку к себе. — Почему вы не проводили меня, когда я уезжал на Кавказ? Почему не стали наводить обо мне справки? Почему не искали, когда я вернулся в Петербург?
— Достаточно того, что вы искали меня, — усмехнулась Табба.
— Не надо иронизировать! Я все эти годы жил только вами! Я сходил с ума от неизвестности и страха! Я ежедневно, ежечасно ждал вас! Даже сегодня, когда вы объявились, я думал, что броситесь ко мне с объятиями и словами извинения! Но ничего подобного не произошло! Вместо радости и слез — рассудочное и холодное суждение: все закончилось, улетело!
— Милый, родной, дорогой. — Бывшая прима взяла ладонями его лицо, приблизила к себе, стала целовать. — Вы чудесный… удивительный… единственный. — И целовала, целовала. — Я все помню, я никогда не забываю, я всегда с вами…
Он вначале просто поддавался ласкам, затем ощутил ее губы, приник к ним.
— Я вас люблю. Слышите, люблю, — бормотал Икрамов. — Всегда ждал, надеялся, искал, ревновал, ненавидел, боялся…
Табба вдруг решительно отстранила князя:
— Нет, нет… Не надо. Оставьте. Это ни к чему…
Он попытался снова привлечь ее к себе, но она решительно поднялась, отступила назад.
— Прошу вас, успокойтесь… Я приехала не для этого. Мне необходимо поговорить с вами.
Князь тоже поднялся.
— Слушаю вас, — сухо произнес Ибрагим Казбекович.
— После того, что я сообщу, вы вправе арестовать меня.
— Слушаю, мадемуазель.
— Я состою в партии эсеров.
— Мне это известно.
— Группа, в которую я вхожу, готовит несколько акций. В ближайшие дни могут состояться покушения на высокопоставленных чиновников.
— Вы пришли предупредить эти покушения?
— Я пришла предупредить прежде всего вас.
— Меня?
— Да, вас… Вы должны быть крайне осмотрительны и осторожны. Вы один из первых в списке.
Князь скептически посмотрел на девушку, спросил:
— Пока не понимаю. Может, вы будете еще откровенней?
— Я сказала то, что желала сказать.
— Кто главный в вашей группе?
— Этого я вам не скажу.
— Адрес конспиративной квартиры?
— Не помню.
— Вы можете не выйти отсюда.
— Это будет не по-мужски.
— В данном случае с вами разговаривает не мужчина, а начальник сыскного отдела Департамента полиции!
— Не верю. В вас сыскарь никогда не победит мужчину. — Табба налила сама себе воды, выпила. — Всего доброго.
Она сделала пару шагов к выходу. Икрамов резко окликнул ее:
— Остановитесь!
Табба замерла, повернула к нему голову. Он подошел к ней, развернул к себе:
— Помните, я подарил вам как-то простреленную медаль?
— Не только помню, но и всегда ношу ее с собой, — улыбнулась Табба и приоткрыла сумочку. — Показать?
— Не надо, — остановил ее князь. И вдруг решительно заявил: — Я не стану вас арестовывать! И никто не посмеет это сделать, вы под моей защитой.
— Благодарю.
— Но я просил бы вас остаться здесь, со мной. Навсегда.
Бывшая прима освободилась от его рук.
— Я согласна. Но с одним условием.
— Называйте.
— Вы сейчас отпустите меня, а через три дня я вернусь. И буду всегда с вами.
Князь подумал. И кивнул.
— Хорошо. Идите… Ровно через три дня я жду вас.
— Это не все. Вы должны пообещать мне, что в эти несколько дней все-таки будете крайне внимательны и осмотрительны… Обещайте!
— Обещаю, — произнес он.
— И последнее. Если через три дня я вдруг не появлюсь, также обещайте, что никак не станете влиять на мою судьбу.
— То есть как вы не вернетесь?
— Я буду делать все возможное, чтобы вернуться к вам. Но если возникнут непреодолимые обстоятельства, значит, не судьба.
Табба внимательно, с улыбкой посмотрела на Икрамова, спросила:
— Я могу идти?
— Можете. Но помните, я был и остаюсь искренним вашим защитником. Всегда и во всем… До встречи.
И громко распорядился:
— Асланбек, проводи госпожу!
Миронов назначил встречу «жениху», который в свое время в Ялте задержал Соньку Золотую Ручку, в Таврическом саду.
Они прогуливались по ухоженным аллеям среди многочисленной праздной публики и беседовали как давние и добрые знакомые.
— А с чего вы взяли, Мирон Яковлевич, что Сонька с компанией драпает с Сахалина именно пароходом? — спросил «жених».
— Чутье, Лев Петрович! — самодовольно ответил Миронов. — Будь я на месте Соньки, никогда бы не рискнул бежать через материк. А тем более, что она не одна, а с брюхатой дочкой и мужем-дурачком.
— Но с парохода никаких известий!
— Значит, хорошо заплатили. Или же кто-то серьезно походатайствовал.
— По прибытии в Одессу всю команду следует прокачать — от капитана до матроса.
— Это яснее ясного. Вот только кто способствовал бегству Соньки — до этого, главное, докопаться.
— Есть варианты?
— Есть… Дочка Соньки имела роман с начальником поселения, от него и забеременела. А сей господин — фигура весьма заметная.
— Как же он так влип?
— А бес его маму знает!.. Любовь! Там, видать, ни одной приличной бабьей морды, все гнилые. Сонька и подсуетилась — подсунула свою девку.
— Жаль Глеба Павловича. Сына-то небось судить будут?
— Не без этого. Как бы не дали десятку!
— Девка-то еще не родила?
— Поймаешь их в Одессе, вот и узнаешь.
