дорогу, скомандовали вознице:
— Стой, босяк! — Подошли поближе. — Откуда едешь?
— С Бугаза!
— Ого!.. А кого везешь?
— Людей!
— А чего твои люди так испугались, что сразу шваркнули под брезент?
— А ты спытай, може, и ответят!
Молодой полицейский заглянул под брезент.
— Кто тут живой, вылазь!
— Чего нужно? — недовольно спросила Сонька.
— Нужно из нужника, а тобой хочу прямо на дороге покрасоваться! Вылазь!
Первым на землю спрыгнул Михель, за ним Сонька и последней из брички выбралась Михелина.
— Гля, какая краля! — цокнул языком пожилой полицейский при виде ее. — Чисто для тебя, Грицко!
— Так я ж уже, кажись, женатый! — засмеялся тот. — А може, хочешь, чтоб у меня був гарем?
— А хиба то погано?..
— Гарна идея. — Молодой полицейский почесал затылок. — Треба подумать. — И протянул руку к лицу Михелины. — Як зовут, краля?
Она оттолкнула его руку:
— Можно без рук?
— Ты гля, кусается, — удивился молодой полицейский. — А як же с такою жить?
— Через день, — засмеялся пожилой и потребовал: — Показуйте документы, громадяне!.. Будем знакомиться! Може, я сватом у вас буду.
Задержанные молчали.
— Гля, молчат, — удивился молодой. — Може, они глухонемые?
— Так краля вроде розмовляла, — пожал плечами пожилой и вдруг гаркнул во все горло: — Предъявить документы, халамындрики!
— Документов нет, — прошамкал Михель.
— Что он сказал? — повернулся к молодому пожилой.
— Каже, документов нема.
— Интересни люди.
— Дуже интересни. Зубов нет, документов тоже. И как к ним обращаться?
— А мы сейчас у крали спросим. — Полицейский с усмешкой придвинулся к Михелине. — Будь ласка, ваш паспорт. Хочу узнать ваше имя, панночка.
Сонька шагнула вперед, достала из кармана сотенную, протянула пожилому. Тот удивленно взял купюру, повертел ее в руках, повернулся к молодому:
— Шо це?
— Гроши, — ответил тот, тоже удивившись.
— Сколько?
— Багато.
— Бачу, — кивнул пожилой. — Сто рублей… — обвел взглядом каторжан, спросил Соньку: — Думаете, тут три паспорта?
— Мало?
— Мало. Треба еще два.
— И не много ли?
— Больше будет в участке, — по-доброму улыбнулся полицейский.
Воровка вынула из сумки еще две сотенные купюры, отдала ему.
— Оце гарно, — кивнул тот и махнул мужику на бричке. — С богом!.. Только не в центр! Там не за три паспорта, а за десять возьмут!
Михелина, Сонька и Михель снова забрались под брезент, и бричка затарахтела дальше.
Ближе к вечеру пролетка Антона миновала рабочие кварталы города, завернула к дому, в котором располагалась конспиративная квартира эсеров, остановилась возле знакомого парадного.
— Долго ждать? — спросил извозчик Таббу.
— Пятнадцать минут, — ответила та.
— Чего так быстро?
— Важные дела решаются быстро.
Актриса ступила на тротуар, вошла в магазин, прошла мимо прилавков, увидела хозяина. Он узнал ее, торопливо взвесил покупателю сыра и колбасы, жестом пригласил девушку к потайному входу.
— Что-то давно вы у нас не были.
— Дела… Ефим Львович один?
— Ирина ушла, но господин Портнов там.
— Портнов?.. Не знаю такого.
— Новенький. Познакомитесь — очаруетесь.
Табба миновала коридоры с ящиками продуктов.
До слуха привычно доносился шум типографских машин.
Бессмертная увидела знакомую дверь, без стука толкнула ее.
Губский сидел за столом, вычитывая свежий номер газеты «Рабочий». При виде бывшей примы он крайне удивился, даже привстал, развел руками.
— Вот это сюрприз… Милости прошу.
Кроме него в комнате присутствовал тучный Портнов, также просматривающий газетный выпуск.
— Здравствуйте, Ефим Львович, — улыбнулась гостья. — Не очень потревожила?
— В самый раз, — ответил он. — Мы как раз сегодня вас вспоминали. Жаль только, что Ирина ушла.
— Она не вернется?
— Думаю, вряд ли. — Губский опустился на место, указал на свободный стул. — Присаживайтесь. — Он еще раз просмотрел газету, отложил ее в сторону, поднял глаза на гостью.
— Куда же вы сгинули, дорогая? Мы уж не знали, что и думать.
Табба, держа сумку на коленях, улыбнулась:
— Женщина имеет право на свои секреты.
— Безусловно. Но вы не только женщина, но и член нашей организации.
— Я это помню, Ефим Львович.
— Надеюсь. У вас все в порядке?
— Более чем.
Губский удивленно вскинул брови, бросил короткий взгляд на Портнова.
— Странный ответ.
— В чем странный? — наивно спросила Табба.
— По нашим сведениям, у вас возникли некоторые проблемы.
— Вы имеете в виду мой отъезд из дома Брянских?
— Отъезд или бегство?
— Смотря с чьей точки зрения. С моей — отъезд. Дом достаточно закрыт от посторонних. Никто меня из него не выгонял, и я решила покинуть его исходя из собственных причин.
— Насколько мне известно, ваше длительное отсутствие внесло серьезные коррективы в работу организации, — вмешался в разговор Портнов.
Бывшая прима перевела взгляд на Губского:
— Кто сей господин, Ефим Львович?
— Фамилия моя Портнов, — произнес толстяк, от возмущения налившись краской. — Я представляю Центральный аппарат партии. Вас устраивает ответ?
— Вполне. Но меня не устраивает тон разговора.
