— Ко мне нельзя, госпожа. Там полнейший бедлам. Нищета. Прошу, не унижайте окончательно! Вы потеряете ко мне всякое уважение!
— А может, приобрету?
— Нет, нет… У меня даже посуды подходящей нет, чтобы воды подать.
— Воду не пью, предпочитаю вино, — отшутилась Бессмертная. — А под вино мы что-нибудь разыщем.
В то же самое время на другом конце огромной страны подпоручик Буйнов в сопровождении двух конвоиров собственноручно открыл амбарный замок на дощатой двери и громко позвал:
— Просыпайся, Иван!.. Кара Господня опять явилась!.. Может, хотя бы сегодня расскажешь что- нибудь подходящее!
В ответ никто не отозвался. Илья Михайлович заглянул и от неожиданности отшатнулся.
Посередине барака висел солдат Зацепин. Лицо его почернело, веревка, на которой он повесился, была завязана на стропилах надежно, умело, и лишь концы ее вяло покачивались от небольшого сквозняка.
Срочно прибывшие из столицы в Одессу старший следователь Конюшев и судебный пристав Фадеев находились в разных углах просторного кабинета и с интересом наблюдали, как вел допрос полицмейстер города полковник Соболев.
За отдельным столиком расположился писарь, ловко и даже артистично отстукивающий тексты на пишущей машинке.
Старпом «Ярославля» Ильичев Сергей Сергеевич сидел посередине комнаты, держался спокойно, отвечал четко, в чем-то вызывающе.
Полицмейстер с самолюбованием расхаживал по поскрипывающему начищенному паркету, задавал вопросы старпому парохода «Ярославль» неторопливо, с издевкой.
— Вот объясните, господин Ильичев, на судне случается чрезвычайное происшествие — бесследно исчезает человек. И не просто человек, а офицер!.. Мичман! — Он наклонился к допрашиваемому. — Вы ведь одним из первых узнали, что мичман Гребнов погиб?
— У нас нет данных, что мичман именно погиб, — пробормотал Ильичев. — Просто исчез.
— Исчез, будучи на пароходе?
— Да, будучи на пароходе.
— Как это?
— Возможно, смыло волной.
— Возможно!.. И какова же реакция капитана? Или ваша, в конце концов? Были поиски трупа? Проводилось ли внутреннее расследование? Было ли обращение к властям ближайших портов о помощи? Нет! Всего лишь шифрограмма в пароходство и не более того.
— Происшествие случилось ночью в сотнях миль от берега, и искать тело погибшего смысла не имело. Это первое… Второе — по прибытии в ближайший порт на судно немедленно была приглашена полиция, и ею же была произведена соответствующая процедура расследования, о чем есть соответствующий документ. И третье… Капитан парохода провел скрупулезное расследование случившегося среди членов команды, в результате которого выяснилось следующее: мичман Гребнов имел склонность к регулярному и непомерному употреблению алкоголя, что, видимо, и привело к несчастью.
— Позвольте, Аркадий Алексеевич! — подал голос Конюшев и тут же сменил вальяжный тон допроса на более жесткий. — Вам было известно, господин старший помощник, какую обязанность выполнял мичман Гребнов в рейсах на Сахалин?
— Обязанность мичмана.
— А кроме того?
— Обязанность мичмана, — повторил Сергей Сергеевич.
— Лукавите, уважаемый… Мичман Гребнов Владимир Борисович был секретным агентом Департамента полиции, и в его обязанности входило наблюдение не столько за членами команды, сколько за господами, совершающими плавание на Сахалин и обратно.
— Мне об этом неизвестно.
— Пусть это останется на вашей совести. Или на совести следствия, которое будет заниматься этим делом. — Конюшев склонился совсем близко к старпому, поинтересовался: — Вы предупреждены о судебной ответственности, о даче заведомо ложных показаний?
— Да, я подписал такую бумагу.
— Сколько длилось путешествие с Сахалина до Одессы? — вступил в разговор Фадеев.
— Пять месяцев и семнадцать дней, — ответил Ильичев.
— Насколько хорошо вы за эти месяцы познакомились с господами, следующими на вашем пароходе?
— Меня больше интересовала команда, а не праздная публика.
— Тем не менее некоторым господам из «праздной» публики вы оказывали весьма любезное и даже пристальное внимание.
— Видимо, я живой человек и волен с кем-то больше общаться, с кем-то меньше.
— Да, вольны, — хмыкнул полицмейстер. — Но двум дамам и одному господину вы уделяли особо заинтересованное внимание!
— Возможно. Не помню.
— Две дамы — одна пожилая, вторая довольно юная. С ними некий господин… — Соболев перенял манеру столичного следователя. — К ним вы проявляли особую любезность. Более того, регулярно спускались в трюмную каюту, где обозначенные лица располагались. Кто они?
— Не могу ответить на этот вопрос.
Фадеев извлек из папки три фотографии — Соньки, Михелины и молодого Михеля, протянул допрашиваемому.
— Это они?
Старший помощник повертел их в руках, вернул обратно.
— Я этих людей не знаю.
— Вам было известно, что с Сахалина бежали злоумышленники — известная Сонька Золотая Ручка, ее дочка и бывший муж?
— Да, такая шифрограмма на пароход поступила.
— И вы их на пароходе не видели?
— Я, господа, старший помощник капитана! — вспылил старпом. — И в мои функции не входит полицейский надзор.
Фадеев посмотрел на полицмейстера:
— Что будем делать, Федор Алексеевич?
— Будем приглашать свидетеля, — пожал тот плечами и попросил: — Если не трудно, распорядитесь конвоирам.
Пристав приоткрыл дверь, крикнул:
— Свидетеля в кабинет!
К удивлению старшего помощника, в дверях возник банкир Крук, мрачный, уставший. Он кивком поприветствовал присутствующих.
— Присаживайтесь, Юрий Петрович, — показал на стул полицмейстер. — Простите, что мы вас задергали.
— Надеюсь, в последний раз.
— Мы также надеемся. Все зависит от господина Ильичева. Вы знакомы с ним?
— Знаком. Полгода на одном судне.
— Пересекались, раскланивались?
— Разумеется.
— Беседы случались?
— Необязательные. Поверхностные.
