Сонька взволнованно поднялась, покинула террасу, окинула взглядом улицу и вновь вернулась за свой столик.
— Чего-нибудь надумали, мадам? — спросил официант.
— Чай с мятой.
— Вы кого-нибудь ждете?
— Дочку.
— Она должна прийти?
— Надеюсь.
От дурного предчувствия Соньке стало жарко, она достала из сумочки веер, стала размахивать перед лицом.
Молодой господин поднялся из-за столика, направился к ней.
— Извините, мадам… Вижу, у вас проблема. Может, я могу вам помочь?
— Можете. Вернитесь на свое место и оставьте меня в покое.
— Интересно вот, мадам… Почему как только женщина не из Одессы, так обязательно хочет вежливому человеку сделать больно? Вы делаете точно так же, как та девушка, которую только что загребла полиция.
— Какая девушка? — напряглась Сонька.
— А вы что, ее мама?
— Нет, не мама… Просто я жду… А кого загребла полиция?
— Она сидела за тем столиком и переживала за свою маму. Я, мадам, попробовал сказать ей комплимент, но получил грубость, которая будет сушить меня всю жизнь.
— Как она выглядела?
— Красивая и молодая. Ждала маму, но полиция почему-то решила, что быстрее поможет ей в этом.
Воровка поднялась, от внезапного головокружения едва не упала, молодой господин поддержал ее.
— Что с вами, мадам?.. Вам плохо или принести воды?
— Благодарю. Сейчас пройдет.
Сонька неуверенным шагом двинулась к выходу молодой человек не отставал.
— Если это ваша дочка, то я могу с вами пойти в полицию, там у меня есть на кого надавить!
— Оставьте меня. Не надо.
К ним торопливо подошел официант:
— Я могу предложить нашатырь.
— Не смеши меня, поц! — отмахнулся молодой господин. — Лучше предложи своей бабушке молодого дедушку. Может, хоть тогда она перестанет страдать за радикулит.
Сонька шла по улице наугад, ничего не видя, ничего не слыша, никого не замечая. Слез не было — было лишь ошеломление и растерянность.
Натыкалась на людей, не обращала внимания, когда ее толкали, не видела удивленной реакции прохожих, не понимала, куда идти и что делать.
Завернула под какую-то арку, прошла во двор, миновала пристройки, развешенное на веревках белье, пока не уткнулась в глухой, темный тупик. Медленно опустилась на корточки, обхватила голову, завыла, закричала, заголосила.
Часы на башне Сенной площади пробили восемь раз. Двое полицейских, несущих службу возле дома Икрамова, подтянулись, подсобрались, готовясь к выходу хозяина.
Рядом стоял автомобиль с заведенным двигателем, водитель которого также ждал появления князя.
Метрах в ста за углом в ожидании стояла Ирина, сжимая в руках плотный бумажный сверток.
Наконец первым из подъезда вышел ординарец Асланбек, что-то бросил полицейским, те быстро подошли к автомобилю, замерли по стойке «смирно».
Икрамов появился буквально через минуту.
Ординарец открыл дверцу машины, пропустил его на заднее сиденье, сам быстро обошел вокруг и расположился рядом с шофером.
Автомобиль тронулся.
Ирина вышла из-за угла, быстро двинулась навстречу.
Расстояние между ними становилось все меньше. Ирина шагнула на проезжую часть, почти бегом направилась наперерез авто.
Первым на происходящее среагировал Асланбек.
Он выхватил револьвер, на ходу выпрыгнул, закричал:
— Ложитесь, князь!
Ирина бросить бомбу не успела.
На нее ринулся ординарец, сбил с ног, навалился сверху.
Раздался мощный взрыв.
Икрамов поднялся, чтобы выпрыгнуть, но водитель от испуга вывернул руль, машину бросило в сторону, понесло на чугунную ограду. Она зацепилась за бетонный выступ и перевернулась.
…Через несколько часов продавцы газет вовсю носились по людным местам города, размахивали свежими выпусками, сообщали:
— Покушение на князя Икрамова!
— Убиты ординарец и шофер князя!
— Кто стоит за покушением на начальника сыскной полиции столицы?
— Смертельно раненный террорист доставлен в Департамент полиции!
— Рана князя не смертельна!
В церковь Табба, по обыкновению, пришла вечером, когда было пусто и тихо. Батюшка был все тот же, увидел свою прихожанку, узнал.
— Я уж было решил, что ты забыла дорогу в храм.
— Нет, батюшка, не забыла. Боюсь, что Господь оставил меня.
— Господь никого не оставляет. Он ждет, что к Нему придут и покаются.
— Пришла попросить благословения.
— На доброе дело?
— Не знаю. Наверно, на доброе.
— Желаешь кому-то помочь, протянуть руку?
— Желаю. Но не знаю, как сказать, чтобы вы поняли.
— Говори, пойму.
— Как, батюшка, следует судить человека, приносящего зло?
— Его может судить только Бог.
— А если судить буду я? — глаза Бессмертной горели.
— Ты?.. Разве ты Бог?
— Но Бог не видит его грехов!.. Не видит, что этот человек лжив и мерзок в своей лжи!
— Ты одержима.
— Да, одержима! Но моя одержимость светла и чиста! Я хочу очистить мир от скверны, наказав хотя бы одного человека!
— Даже Бог не наказывает. Он всегда прощает.
— А я не могу простить! Потому что не могу жить по заповеди — ударили по одной щеке, подставь другую! Устала! Я хочу оторвать бьющую руку!
— Ты бредишь. Одумайся и приходи еще раз.
Священник обошел Таббу, двинулся в сторону алтаря, она остановила его:
— Я пришла за помощью, батюшка! Если я не права, подскажите и вразумите! Я не могу остановиться!
