— Отдохнем немного и дальше… Попытаемся этой ночью перейти реку. Надо найти наиболее удачные места для постановки мин… А теперь давайте посмотрим, что можно сделать с раной, — сказал Хуан Отеро. Как-то так само собой получилось, что он с молчаливого согласия всех с самого начала взял на себя командование группой.
Широким ножом, который достал Эрминио, разрезали штанину. Небритое несколько дней лицо раненого покрылось испариной и скривилось от боли.
— Ты, Рафаэль, держи с той стороны, я промою рану, а ты держи капитана. Только тихо, неподалеку могут оказаться немцы…
— Мы недалеко от реки. Подростком я здесь косил траву, — проговорил Фролов.
— Самое худшее уже позади. Теперь все зависит от нас. Только бы избежать прямого столкновения с противником!.. Если мы не попадемся ему на глаза, то сможем выполнить задачу и пробиться к нашим.
Сильно распухшую ногу перебинтовали лоскутами из рубашек, которые достали из своих вещмешков Эрминио Кано и Мариано Чико. Между лоскутами Отеро закрепил несколько жестких веточек, чтобы раненому было легче передвигаться вместе с группой. Пришлось разрезать сапог: так распухла нога.
— Теперь будет легче! — заметил Анхель Альберкас, глядя себе под ноги.
— Ты говоришь это, чтобы успокоить меня. Я знаю, все для меня кончено, — ответил раненый.
— Не паникуй! Доберешься с нами до Москвы. Одного мы тебя не бросим. Поместим в госпиталь — и вылечишься. Мы ведь братья!
— Все это не так легко… В случае чего, отомстите за меня фашистам!
Браво отделился от группы и ушел на разведку. Подойдя к реке, залюбовался заходом солнца. Со стороны дороги доносился гул фашистской военной техники. На небе ни облачка. На противоположном берегу реки рос высокий старый дуб, часть его кроны обрезало взрывом снаряда.
— Никого поблизости нет, — доложил Браво, вернувшись.
— Сейчас никого, а через минуту может появиться враг. Надо все время быть начеку, — ответил Отеро.
— По-моему, нам удастся обойти немцев.
— Как сказать… С теми средствами, которыми располагает группа, фашистов трудно обогнать, — возразил кто-то.
— Средства мы найдем, — вмешался Отеро. — Сейчас перейдем реку и там примем решение. Поставим несколько мин, а если удастся, взорвем мост.
Свежий ветер зашумел над лесом. Когда зашло солнце, группа вновь отправилась в путь. Из толстых палок сделали подобие носилок для раненого. Прошло два дня и две ночи, как они покинули город, а казалось, что это было очень давно. Перешли реку вброд в том месте, где на берегу рос старый дуб. На одной из полян, возле небольшого стога сена, опустили раненого.
— Мне не выжить, — произнес капитан.
— Все бывает не так, как думаешь, а наоборот, — успокоил его Хуан.
Ночь для капитана была тяжелой. Утром все тело его стало пепельного цвета. Закинув голову, он смотрел в начинающее светлеть небо, потом тыльной стороной ладони провел по выросшей бороде и смахнул непрошеную слезу. Нога у него распухла еще сильнее и вокруг раны покрылась фиолетовыми пятнами.
К раненому подошел Фьерро и ласково проговорил:
— Дружок, поднаберись немного сил… Мы тебя сейчас посадим и опять понесем…
— Давайте! Давайте! Нога уже почти не болит!
В это время появился Бельда. В руках у него был щербатый кувшин, полный молока. Его дала ему старушка из крайней хаты находившейся поблизости деревни.
— А что, если я останусь в этой деревне? — спросил Фролов.
— Это самоубийство. Немцы тебя найдут и расстреляют. Этого нельзя делать, — ответил Отеро.
Как и раньше, Браво шел впереди, и по его сигналу группа или задерживалась, или продвигалась вперед. Вдруг где-то вдали послышались выстрелы. Группа остановилась. Фролов тихо сказал:
— Я больше не могу, Меня очень сильно знобит…
Раненого опустили на землю. Только что перешли еще одну небольшую речку с холодной прозрачной водой. Недалеко отсюда, на перекрестке двух дорог, Чико и Эстрела поставили и замаскировали две мины.
Рана уже не болела, но капитана всего лихорадило, и он дрожал всем телом. Фролов попросил положить его на мягкую траву у берега реки. Он уставился в небо, где плыли белые облака, а затем перевел взгляд на высокие кроны сосен, позолоченные лучами солнца…
— Нет! Не может быть… — с тревогой произнес Мариано.
Остальные наклонились над Фроловым.
— Не ожидал, что это случится так скоро! — сказал Отеро.
В этот момент раздались сильные взрывы.
— Мины сделали свое дело, — заметил Фьерро, Все уселись вокруг тела Фролова и долго сидели молча.
— Эрминио, опусти ему веки и раскрой ладони. Он умер, проклиная фашистов. Две взорвавшиеся мины открывают счет нашей мести…
В воздухе послышался рокот моторов. Это летели фашистские бомбардировщики, летели с грузом.
— Идут на восток, — отметил Фьерро, бросив мимолетный взгляд на компас.
— Твой народ никогда не будет побежден, капитан Фролов, — произнес наконец Браво, прощаясь с умершим товарищем. — Спи спокойно, дорогой друг. Ты погиб от вражеской пули, но твоя кровь, как и кровь многих других бойцов, пролитая в эти черные дни, не будет пролита даром. Мы отомстим за тебя. Фашисты будут разбиты, а дружба между нашими народами станет еще крепче! Клянемся тебе в этом!
— Клянемся!
Капитана похоронили возле березы, на стволе которой вырезали его фамилию и дату смерти. Затем группа стала совещаться, что делать дальше.
— У нас есть нож и пистолет с двумя обоймами, оставшийся от капитана, — подвел итог Бенито Устаррос. Из еды — ничего.
— Ничего, — сказал Бельда. — Знаешь, Отеро, пойдем со мной. Возьми на всякий случай пистолет, а я возму нож. Стрелять только в крайнем случае. Все надо делать без шума.
Бельда и Отеро, прячась за деревьями, выбрались на опушку леса. Отсюда было рукой подать до крайней хаты небольшой деревеньки. Отеро спрятался в канаву, а Бельда затаился за углом хаты. Прошел почти час, как они ушли из лесу. Наконец в двери хаты появился немец, солдат. Он явно собирался помыться, так как в руках нес небольшое ведерко с водой, и напевал песенку.
Немец плеснул себе в лицо водой, и в этот момент сильный удар ножом в спину свалил его с ног. Не произнеся ни звука, он уткнулся лицом в землю.
«Даже не пикнул», — отметил Отеро, лежа в канаве и держа наготове пистолет.
Бельда, увидев у себя в руках окровавленный нож, поначалу оцепенел, но сразу же пришел в себя, заметив другого фашиста в хате. Бельда прислушался, но никто не выходил. Бельда слегка надавил на дверь. С сильным скрипом она подалась.
В тот же момент на пороге хаты появился другой немецкий солдат высокий рыжий детина с жирным гривком. Он хотел было что-то сказать, но от удивления слова застряли у него в горле. Раскрыв рот, он застыл на пороге. Немец и Бельда какое-то мгновение смотрел друг на друга. Их разделял всего один шаг. Первым вышел из оцепенения Бельда.
— Каналья! — неистово завопил он и молниеносно вонзил нож прямо в сердце фашисту. Немец, так и не сказав ни слова, ничком упал на землю.
А в это время Отеро ставил мину на мосту через реку. Вот эти немецкие солдаты как раз и охраняли мост. Бельда, сияя, как ребенок, подсчитывал трофеи: два автомата, боеприпасы, консервы с португальскими сардинами, фляжки с испанским коньяком, голландский шоколад, две буханки украинского хлеба, французский одеколон, сигареты с турецким табаком. Нагрузившись всем этим, Отеро и Бельда вернулись к березе, на которой были вырезаны слова: «Фролов. 30.VII.1941».
