— Ты чего стоишь, как истукан? Двигайся! — орал мне АБВ, мокрый и гневный.
— Ну и дождичек! Улыбнулся нам пляж! — подытожил Димок, отряхиваясь, как мокрый пес.
Мирча, прижимая к груди смятые журналы, откликнулся обычным для него бодрым тоном:
— Э-э, чепуха! Господин Алек говорил, что погода будет прекрасная.
Появились дамы — робкой испуганной стайкой.
— Где Олимпия? — поинтересовался я.
— Забралась в кровать и навалила себе на голову подушек… Она не переносит грома! — ответил мне АБВ, заботливо сортируя вещи, снятые с веревки.
Я сочувственно вздохнул и огляделся: бурный дождь, пускавший по лужам пузыри, как занавесом закрыл все вокруг; стремительно опускалась ночь.
В проеме двери появилась Габриэлла. При каждой молнии она испуганно мигала и, в ожидании грома, закрывала руками уши. Время от времени она бросала на меня умоляющие взгляды, полные просьбы о прощении. Я притворился, что ничего не замечаю. Так ей и надо! Пусть помучается!
— Электричество отключили! — в отчаянии сообщил Мирча.
— Этого еще не хватало! Что же мы будем делать? — всхлипнула Габи, пытаясь поймать мой взгляд.
Я предоставил ей ознакомиться с новой гранью моей многосторонней индивидуальности: теперь я был Джелу-суровый-и-ничего-не-прощающий… С младых ногтей женщины должны научиться проявлять уважение и понимание к такому важному и типичному для мужского образа жизни моменту, как возвращение из пивной. Чем пьянее «Он», тем нежнее должна быть «Она». Ласки, всевозможные доказательства любви: подогретая еда, раздевание — если он заснул с вилкой в руке, волочение в ванну (устранение токсинов — определяющий фактор для его будущего тонуса), заботливое и плавное возложение любимого тела на постель, где сладкий сон на свежих простынях подготовит его к следующему выходу «с ребятами» — все это вполне уместно, в то время как упреки и угрозы могут привести любимого человека лишь к нервной травме…
— Разверзлись хляби небесные! — Единственным, кто сохранил спокойствие, был, как всегда, Барбу, удобно расположившийся в шезлонге, спасенном им от стихийного бедствия… — Не расстраивайтесь, это пройдет…
— Что же нам делать? — поинтересовался Димок. — Нет ли у Дидины какой-нибудь лампы или еще чего?
— Мадам Дидина уехала в Мангалию, к родственникам, — сообщил Мирча. — Она должна получить тело, потому что завтра утром будут похороны. Они захоронят его там.
— А о чем-нибудь повеселее поговорить нельзя? — спросила Габриэлла. Было совершенно ясно, что йога не слишком помогала ей держать в узде нервную систему, особенно во время грозы.
— Где Цинтой? Он бы все организовал! Но попытаемся исправить положение собственными силами. Кто знает, где может быть лампа?
— Господин Димок, вы ведь мужчина храбрый… Пойдите в кухню… Если не найдете лампу, может, хоть церковная свечка попадется, Дидина на днях целый килограмм купила.
Димок разулся, засучил брюки и под огромным зонтиком направился к кухне. Через несколько минут он вернулся с пачкой тонких желтых свечек.
— Готово… Ну-с, а теперь, кто ставит выпивку? Кто за?
Мнение было единогласным, так что столы составили и через некоторое время каждый появился на веранде с бутылочкой «крепкого» — водки или рома. Свечки, засунутые по три в горлышки пустых бутылок, чадили нещадно… Гром немного поутих. Слышался лишь мощный ритм дождя. Окна веранды запотели, свечки излучали желтый свет, в бутылках поблескивали напитки — все создавало интимную атмосферу. Все к лучшему… Наконец, появилась и Олимпия — бледная, пошатывающая, она села на стул, кутаясь в теплый халат. И, немного понаблюдав за окружающими, шепнула мне:
— Где супруги Василиаде?
— Не знаю.
— Ага-а! — многозначительно протянула Олимпия.
Я взглянул на нее, не понимая, что еще взбрело ей в голову.
— Какой коньяк был у Цинтоя! — вздохнул Барбу.
— Легок на помине! — воскликнул Нае Димок. — Поглядите-ка на них, стоило бы их сфотографировать!
В самом деле, на тропинке между георгинами появились закутанные в плащи и капюшоны, обутые в резиновые сапоги и с зонтиками в руках вышеупомянутые Панделе и Милика. Приветствия, поцелуи. «Молодец, старик!» «Надеюсь, вы не забыли захватить коньяк?», «Коньяка не осталось, товарищи, вы вылакали его, как воду», «Мы чуть не умерли в этой тьме», «Ничего, все хорошо, что хорошо кончается» — и наконец все уселись.
— Стаканы есть? Один, два, три… Супруги Василиаде уехали в Мангалию…
— Ты не находишь это странным? — шепнула мне Олимпия.
— Молодежь здесь? — продолжал свой счет Мирча.
— Они в Дой май; Целый день развлекаются, — с легкой завистью произнес Димок.
— Но когда же эти товарищи занимаются? Я, когда был студентом, все лето готовился к осенним экзаменам… А они, позавчера…
Габриэлла, вне себя от отчаяния — вероятно, в этом сыграло свою роль и мое равнодушие к ее авансам — чуть не плача, заявила, что она так больше не может. Ее излияния прервал Филипп, издав громкий вопль — в знак того, что на него следует немедленно обратить внимание.
— Олимпия… — наивно раскрыл было рот АБВ.
— Да, дорогой…
— Ребенок…
— Я слышала, дорогой… Пойдешь успокоишь его?
— Но ведь…
— Спой ему что-нибудь. Он обожает, когда ты поешь.
Поняв, что дальнейшее сопротивление в этом явно проигранном сражении бессмысленно, АБВ с достоинством капитулировал. Габриэлла, отыскивая повод для того, чтобы сесть поближе ко мне, — это поразительно, как на женщин действует мой «грубый» стиль — подошла к Олимпии и зашептала ей что-то о ленте с птичьими криками и шумом волн, которые несомненно усыпят малыша.
— Вы думаете?
— Безусловно! Я сама ставлю ее, когда хочу заснуть… Он будет спать, как ангелочек.
Они ушли, но вскоре Габриэлла вернулась и, сияя, уселась на свободный стул. Полный решимости довести мероприятие до конца, я был по-прежнему непроницаем.
— Вот это хорошо! Вот что я люблю в нашем народе: во всем умеет находить светлую сторону… Что будем пить, товарищи?
— Кто что пожелает: Московская, Турц… жаль, что нет коньяка… Ты что принес, Мирча, румынский ром? Смеешься, что ли?..
— Напрасно сомневаетесь, господин Нае… ром помогает от простуды… я знаю такую смесь — пальчики оближете! И похвалите Мирчу, спасибо скажете!.. Немного лимона… капельку сахару… найдем, как не найти… горячая вода… может, вы согреете, мадам Габриэлла, на своей электроплитке?
С жестами алхимика Мирча мешал что-то в кастрюльке, пробовал и счастливо улыбался, сдвигая на лоб очки. Наконец он приступил к разливанию эликсира.
— Нет, благодарю, мне хватит водки, — отказался Барбу, придвигая к себе бутылку Московской.
— У всех есть? Так… Какое у меня было предчувствие в ту ночь, когда…
— Господин Пырву, может быть, хватит?
— Нервная же вы стали, мадам Габи. Чего тут обижаться? — Сидя вот так, при свечах и глядя на стаканы, я просто не могу не вспомнить…
— Молодец, Мирчулика, добрый шнапс изготовил… Ну, ты этого заслужил, можешь рассказать свою историю из Фокшань…
— Грог, господин Димок! Но почему из Фокшань? Из Бакэу не подойдет? У меня есть там один
