— Интересно, что бы ты стал делать? Накинулся бы на них с палкой?
— Не груби, — вдруг вмешалась Олимпия, почуяв проснувшийся в ней дух солидарности, — Аби не агрессивен!
— Хорошо, оставайся со своим неагрессивным муженьком, наденьте на головы венки и пойте гимны богу Солнца… А в перерывах, капитан, все же последи за двором… Я еду в Констанцу. Адио!
Краски Констанцы напоминали колорит — или, точнее, отсутствие колорита в черно-белом кино: небо было серое, улицы серые, люди серые, а мое не менее мутное душевное состояние вполне соответствовало этой тоскливой атмосфере — как в стихах Баковии.
— Есть что-нибудь новенькое? — спросил меня Шербан, когда я вошел в его кабинет.
— Я хотел спросить вас о том же.
— Я поднял личные дела… Из сельскохозяйственного кооператива, в котором работал Петреску, — ничего интересного. Из деревни… ничего нового. Более чем ясно, что сельских жителей следует исключить.
Я пожал плечами и устремил взгляд в потолок, давая понять, что один лишь господь бог может быть в этом мире уверен в своих предположениях.
— А у вас? — спросил он меня чрез несколько секунд.
— Реакция нескольких отдыхающих в доме Петреску на мое упоминание о Тырговиште и Вылсане была очень странной.
— Объяснение вы найдете в карточках. Почти все они…
— Дайте мне прочитать самому.
Оставшись один на один с машинописными страницами, я жадно накинулся на них.
Начал я с тех, которых считал наиболее живописными фигурами двора, — со студентов Влада и Даны. У обоих — блестящие характеристики по линии Союза коммунистической молодежи и Ассоциации студентов: высокие оценки, чувство товарищества, безукоризненное выполнение поручений. «Их бескомпромиссность — это скорее обычное состояние духа молодых Людей, уверенных в том, что все начинается и кончается ими, что все люди, имеющие более двадцати пяти лет — дряхлые старики». После того, как у меня с души свалился и этот камень — я боялся, как бы они не оказались заражены каким-нибудь декадентским микробом, космополитизмом или еще чем-нибудь в этом роде — я перешел к следующей в списке ведущих — к Габриэлле Попа.
32 года. Преподает музыку в сельской школе, поблизости от Бухареста. Брак, в который она вступила на первом курсе института, печально завершился, через шесть лет, разводом. Хорошая профессиональная подготовка, активное участие во всех мероприятиях, организуемых партбюро и отделом народного образования. Мнения сотрудников расходятся: мужчины, как всегда более романтичные, называют ее «ангелом», женщины видят этого ангела скорее в черном свете. Показания соседей свидетельствуют о тихой, спокойной жизни: сердечное отношение к людям, участие в субботниках, всегда своевременно вносимая плата за коммунальные услуги, наконец, маленькие знаки внимания, укрепляющие социальное положение человека в кругу соседей. По необъяснимой случайности день 23 октября 196… года — когда произошло нападение в Вылсане — был особо важным для Габриэллы: в этот день она сдавала госэкзамен.
Следующие… Семейство Цинтой!
Панделе Цинтой — беспокойная судьба. Зоотехнический техникум, удачный старт, поддержанный соответствующей конъюнктурой, — и он оказывается директором фермы «Борцешть», которую с энтузиазмом приводит — всего за несколько лет — к полному развалу. Не теряя присутствия духа, начинает все сначала, приобретая дополнительный «козырь» — диплом Экономического института, оконченного заочно. В настоящее время работает в Министерстве сельского хозяйства, очень успешно проявляя себя по профессиональной и политической линии. Единственное, что ему ставят в вину, — это чрезмерное использование в повседневной речи лозунгов предшествующей эпохи. Как и другие люди 50-х годов, Панделе принял чудо за реальность. Но так как чудеса никогда не длятся слишком долго, Цинтой нашел в себе силы вернуться к реальной действительности и стать хорошим специалистом. Милика Цинтой, девичья фамилия — Оанча, — была воспитательницей в Борцешть, где и познакомилась со своим будущим мужем. Ведет однообразное существование на трудном поприще супруги; уже четыре года назад вышла на пенсию по болезни. Теперь можно понять, реакцию супругов Цинтой на мое упоминание о Тырговиште и Вылсане. Борцешть — это село неподалеку от Вылсана, а двенадцать лет тому назад Панделе еще был там директором. Следующие!..
Семейство Василиаде.
Александру Василиаде, для близких Алек, — инженер. После нескольких неудач, объяснимых скорее «личным делом», чем отсутствием способностей, Алек с успехом поступает в Политехнический институт и окончив его, распределяется в 1959 году в Тырговиште. Несколько лет ведет растительное существование, пока в его жизнь — громом среди ясного неба — не врывается Мона Боздоча, — жительница города Плоешть, чертежница того предприятия, на котором работал Алек, женщина красивая, но «беспринципная», как говорят злые языки. Неизбежная драма в семействе Василиаде: «это мезальянс!» — восклицает папа, полковник в отставке; «как можешь ты, Василиаде, жениться на какой-то Боздоча?» — вопрошает мама, «мадам полковница» (информация дана одним из двоюродных братьев Алека, который и теперь, через столько лет после «печального события», не может простить, что он изуродовал одну из ветвей генеалогического дерева Василиаде). Со временем драма иссякает — вероятно, в силу неожиданной смерти мадам и месье полковника, наступившей через несколько месяцев после того, как молодой Василиаде совершил счастливый шаг. Надежды, связанные с Моной, оправдались скорее, чем кто-либо мог ожидать: через несколько месяцев Алек превратился в прекрасную и преданную «идеальную супругу» (оценка, данная несколькими доброжелателями, бывшими сотрудниками Алека). Молодая Пара ведет мирное существование примерно до 1968–69 годов, когда — снова гром среди ясного неба! — Мона оказывается замешанной в огромном — разумеется, но размерам городка — скандале: она была посредницей при продаже картин, которые оказались фальшивыми. Алек, не в состоянии пережить тот факт, что честь фамилии Василиаде оказалась запятнанной, решается на переезд в Бухарест. Снова тихое существование. Алек — строгий, сдержанный в отношениях с товарищами, но трудолюбивый работник и блестящий профессионал; Мона, перепробовав целый ряд специальностей и остановившись на чем-то среднем между домохозяйкой и художницей-модельером, периодически разъезжает по стране, результатом чего оказывается то икона на стекле, то какое-нибудь медное чудо, то… Странно: благодаря неожиданной метаморфозе главным снобом в семье становится именно она, и теперь усердно трудится над генеалогическим деревом Василиаде.
Мои размышления, в ходе которых я пришел к выводу, что Тырговиште оказалось гиблым местом для гостей Петреску, были прерваны тихим стуком дверь.
— Товарищ каштан… к телефону… Бухарест! Товарищ полковник Банчу!
Человек был красен, как свекла, и задыхался. Неужели слава Джиби внушала такое почтение даже и сотрудникам в Констанце? Или он просто спешил, чтобы передать мне известие?..
— Товарищ капитан, — послышался в трубке высокий прокуренный голос моего начальника. — Что там происходит? Разве это я должен звонить интересоваться или это ваша обязанность?
Вот так дилемма! Я предпочел обойти ее, отрапортовав о том, как развиваются события, — точнее, о том, как они стоят на месте.
— Не думай, что «festina lente»[26] — это самое подходящее состояние для нашего ремесла! — Джиби был явно не доволен тем, о чем я ему рассказал.
— …
— Алло, алло… Джелу, ты меня слышишь?
— Прекрасно слышу, товарищ полковник!
— Будешь отчитываться передо мной ежедневно! До свидания.
— Здравия желаю!
И снова — к папкам с личными делами. По аналогии имен — разговор 6 полковником Банчу оставил в моих ушных перепонках болезненные отзвуки — я выбираю Барбу Габровяну.
46 лет. Как и Алек, в молодости несколько раз пытался поступить в различные учебные заведения, год проучился в политехническом. По объективным — для тех времен — причинам ушел из института, поступил в техникум и стал специалистом по починке телевизоров. На работе его, хотя и ценят, как
