здесь у нас – в самой ужасной форме, думала она. Казалось, оно то и дело переворачивается, перемещается туда-сюда, взад и вперед, совершенно беспорядочно; и очень часто оно вроде бы идет по кругу. Разве она не протерла уже эту Элвис-солонку полчаса тому назад? Разве она не протирала ее миллион раз до этого? Но ведь и в самом деле, размышляла Полли, все здесь, в Байю, идет иначе, чем в других местах. Или, по крайней мере, она считает, что иначе. Приходилось признать, что она не может быть в этом совершенно уверена, так как никогда не выезжала за пределы округа Магнолия – кроме одного- единственного раза, и она не любила воскрешать этот исключительный опыт, возвращать его в круг своей памяти. Но ей все-таки представлялось, что в других местах страны дела определенно шли иначе. Это постоянно показывали по ТВ. Например, прямо сейчас передавали «Завтрашнее Шоу».
Дэн Атмост показывал самую странную демонстрацию, какую ей когда-либо доводилось видеть. Полли в последнее время стала просто прилипать к экрану, когда шли эти протесты, особенно с тех пор, как начала планировать собственную акцию.
– В самом странном событии, происходящем в Халлоуин нынешнего года, – говорил Дэн Атмост, – сотни призраков, скелетов, ходячих трупов объединились, чтобы выразить массовый протест, и собрались в Майл-Хай-Сити у Научно-исследовательского объекта «Запасные Чаны Времени», где сейчас проводятся работы по созданию абсолютного оружия – Временной Бомбы.
Камера отъехала назад и открыла взгляду не просто сборище гоблинов и вампиров, но множество разнообразнейших персонажей: там были даже артисты цирка – клоуны, пожиратели огня, карлики; некоторые из них бродили в толпе на ходулях. А один из циркачей, изображавший… ну что-то вроде огромного мешка с мукой (это было единственное сравнение, которое смогла подобрать Полли), ходил с абажуром на голове.
Рядом с Атмостом стояла высокая худая фигура – вроде бы мужчина в плаще с капюшоном и с длинной седой бородой, державший в руке косу.
– Здесь с нами, – продолжал Атмост, – один из участников акции протеста, проводимой организацией «Очнитесь От Американской Мечты». Это джентльмен, который называет себя…
– Неумолимый Жнец,[28] – произнесла фигура в капюшоне, протягивая костлявую руку, чтобы схватить микрофон. – Спасибо, Дэн. Ну что же, скажу вам, мне предстоит совершить здесь много дел, собрать богатый урожай с этого известного своей загрязненностью исследовательского объекта, откуда многие годы происходит не поддающаяся измерению утечка в атмосферу фрагментированной долговечности…
Вот уж точно, подумала Полли, и ей показалось, что она разглядела на склоне холма за спиной Жнеца монгольские орды Чингисхана, мчащиеся мимо в грохоте копыт.
– Однако, – продолжал Жнец, – как известно, я действую в одиночку, и справляться со всем этим мне приходится уже трудновато. При том, что время для многих людей истекает быстрее, чем когда-либо, мне грозит огромная задолженность по смертности. Так что я подумал, направлюсь-ка я сюда и посмотрю, может, мы сможем убедить правительство прекратить манипуляции с временем: ведь, в конце концов, время считается моей сферой влияния, а не их. В противном случае, боюсь, я просто не смогу справиться с объемом работы. Кроме того, – заключил он, – я подумал, это будет прекрасная возможность познакомиться с какими-нибудь хорошенькими вампирочками. – С этими словами фигура с косой двинулась в ту сторону, где собрались стройные скелетики в черном.
Идея этой акции родилась из связей Родриго с жителями соседнего с Мечтателями баррио – латиноамериканского квартала, который славился тем, как там ежегодно отмечали День Мертвых. Когда- то Родриго предложил жителям баррио бесплатную адвокатскую помощь по нескольким делам, что в итоге породило осторожную, но все возрастающую дружбу между Мечтателями и латиноамериканским сообществом; особенно радовались этому подростки, забредавшие в лагерь после школы – покопаться в старых грузовиках. Даже старейшины сообщества, которые поначалу противились переезду странных групп в их район, сами того не желая, пришли к выводу, что такое соседство идет всем на пользу, потому что помогает держать ребят подальше от греха. Некоторые подростки даже становились участниками дела Мечтателей. Так что, когда прикатил Халлоуин, было совершенно естественно, что Мечтатели позаимствовали вдохновляющую идею у соседей, да и Уродцы тоже – надо отдать им справедливость – вложили немало усилий в осуществление этой идеи.
Теперь, когда они вернулись в лагерь и высадились из грузовиков, настроение у всех было совершенно ликующее.
– Родриго! – Ронда выхватила косу из его руки и выразительным жестом отбросила ее в сторону. Затем обняла его. – Ты был великолепен!
Родриго откинул капюшон, взглянул на своих обожателей и просиял широкой улыбкой.
– Еще бы не великолепен! – С этими словами он подхватил отвратительно-вампирскую фигурку Ронды, крепко прижал ее к себе и поцеловал прямо в губы.
Баттерфляй, которая выглядела необыкновенно стройной в костюме из «Ночи Живых Мертвецов», поднялась на цыпочки, чтобы тоже обнять Жнеца.
– Просто фантастичен! – сказала она с улыбкой, вызвав ответную улыбку у Родриго и кислую гримасу у Алефа, двинувшегося было прочь, чтобы взять из прицепа бонго.
Даже Висенте в необычайно приподнятом состоянии духа изо всей силы хлопнул брата по плечу.
– Еще одно успешное дело! – сказал он.
Все они, Мечтатели и Уродцы, собрались в самом центре сортировочной станции; они обнимались, хлопали друг друга по спинам; тут же должно было начаться празднование победы – такие праздники традиционно следовали за их акциями. Феликс устанавливал обручи, чтобы сквозь них прыгали его огромные кошки, а Летучие Братья Фердыдурке уже кувыркались повсюду. Луиджи вытащил несколько ящиков лимончелло, а пожиратели огня, исторгая в ночь пламя из самых разных отверстий, разожгли в центре лагеря гигантский костер.
Алеф принялся аккомпанировать шумному веселью, отбивая ритм на бонго, Луиджи напевал что-то под свой аккордеон, а Баттерфляй танцевала в свете костра с таким энтузиазмом, что все немедленно к ней присоединились. Ирма и Эдна, которые обычно опасались, что не сумеют скоординировать свои движения в танце на людях, отбросили всякую осторожность и начали быстрый фокстрот, пристыдив даже тех, кто был гораздо моложе. Бадди, при свете полной луны, поднимавшейся все выше над городскими зданиями, чарльстонил с Баттерфляй, потом с Крохой, потом – с Альмой. Даже Родриго отбросил свою обычную холодную отчужденность и танцевал танго со всеми, кто попадал ему под руку. В конце концов Бадди стал танцевать с Рондой; сердце его билось все быстрее и, как ему казалось, громче, чем барабан Алефа.
– Я была просто уверена, что это прекрасно сработает, – вздохнула Ронда, чуть плотнее прижимаясь к плечу Бадди, когда их танец замедлился. – Какое зрелище! Клоуны, пожиратели огня, тигры, прыгающие сквозь обручи, – плюс Мечтатели! Завтра это будет во всех газетах.
– Так ты думаешь, наш союз сработает? – спросил Бадди.
– Нисколько не сомневаюсь, – ответила Ронда и улыбнулась, подняв к нему лицо.
Но какими бы близкими по значению ни казались их слова в этот момент, Бадди не мог не понимать, что каждый из них говорил о несопоставимо разном.
К концу вечера все согласились, что участие циркачей сделало эту акцию одной из самых успешных, а победную вечеринку, несомненно, самой лучшей из всех – во все времена. Казалось, артисты Цирка-Шапито обрели наконец дом, в котором могут остаться.
Единственный мрачный момент был связан с Присциллой-Предсказательницей: она, по общему настоянию, собрала всех вокруг своего хрустального шара, чтобы посмотреть, не прольется ли какой-нибудь свет на будущее нового союза. Однако, после того как она довольно долго вглядывалась в шар, Присцилла пожала плечами и покачала головой.
– Все, что я вижу, – это слова: «Не бойся отца, но берегись меньшого брата…»
Даже она не могла сказать, что означает такое сообщение.
Перед рассветом Бадди обнаружил, что стоит на краю лагеря, с изумлением глядя, как огромный оранжевый шар луны опускается к горизонту; казалось, он увеличивается и уплощается, будто бы для того, чтобы облегчить себе уход за край Земли. Конечно, полная луна заходит каждый месяц, но этот момент казался Бадди особенно чудесным, может быть, из-за того, что сердце его было распахнуто товарищеской атмосферой этого вечера, танцем с Рондой и чувством, что циркачи, долгие годы переезжавшие с места на
