наполнены запахом его страха и собственного стыда.
Внезапно он выскочил снова, и Дульси бросилась за ним. В тот момент, когда он обернулся, она прыгнула, словно подброшенная пружиной, схватила его в воздухе, вонзила зубы в извивающееся тело и почувствовала вкус крови.
Его вопль прорезал ночь – пронзительный и полный ужаса, похожий на предсмертный вопль женщины. Он ударил ее задними лапами, когтями задев живот. Дульси сжала зубы и прокусила ему глотку. Кролик дернулся, перестал извиваться и затих, бессильный и теплый; жизнь капля за каплей покидала его.
Дульси подтащила кролика к Джо, и они вдвоем склонились над добычей. Серый кот не стал упрекать ее за мечтательную невнимательность. Джо принялся за свою долю: отделяя плоть от скелета, он рвал мясо на части, срывал мех и хрустел мелкими костями.
— Когда-нибудь, — сказала Дульси, — ты подавишься от жадности. Профукаешь свою жизнь, став жертвой осколка кроличьей кости.
— Тогда звони девятьсот одиннадцать. О чем ты размечталась, пока там сидела? — Джо окинул ее раздраженным мужским взглядом, продолжая свежевать добычу.
Она не ответила. Он пожал плечами. Кролик был сочный и нежный, отъевшийся на садовых цветах. Дульси аккуратно сняла шкуру со своей половины, затем маленькими кусочками отделяла от косточек и начала неторопливо есть. Только когда не осталось ничего, кроме чисто обглоданных костей и черепа, они принялись умываться. Вылизавшись, они почистили морды, затем лапы, старательно потрудившись над складочками между чувствительными подушечками и у когтей. Наконец, вылизав друг другу уши, они, сытые, уселись в лунном свете и принялись смотреть вниз на городок, на освещенные луной крыши за темными дубами и эвкалиптами.
Поскольку большая часть магазинчиков располагалась в бывших летних домиках, в целом Молена- Пойнт представлял собой пеструю картину: магазины, дома, галереи и мотели беспорядочно лепились друг к другу. Но там, где холмы поднимались над городом, дома были новее и стояли дальше друг от друга, разделенные желтыми пустошами. Там-то и охотились кошки. Помимо кроликов и земляных белок, мышей и птиц, здесь попадались крупные и свирепые крысы. И у Джо, и у Дульси остались шрамы от боев с ними. Кроме того, Джо слишком отчетливо помнил крыс из переулков Сан-Франциско, где жил в детстве. Те крысы казались ему тогда громадными и опасными как ротвейлеры.
Именно Клайд вытащил его из тех темных закоулков. Джо повезло с этим знакомством; а затем они переехали сюда, в Молена-Пойнт. Хотя если бы он когда-нибудь признался Клайду, как на самом деле ему нравится этот городок, нравоучениям не было бы конца.
— О чем задумался?
— Что Клайд умеет быть невыносимым. Дульси удивленно посмотрела на него.
— Ты насчет программы «друг-не-вдруг»? Вот если бы Клайд велел тебе не приближаться к «Каса Капри», ты бы тотчас помчался туда.
— Да я не думал… Ладно, забудь.
Дульси, не мигая, смотрела на него.
— Ты ведь не отстанешь, правда? Будешь изводить меня, пока я не соглашусь.
— Разве я что-то сказала?
— Ты мне дырку в голове просверлишь своим взглядом.
— По крайней мере, ты мог бы попробовать.
Джо мрачно взглянул на нее.
Она улыбнулась и лизнула его в ухо.
Он продолжал опасливо смотреть на подругу.
— Они со мной разговаривают, Джо. Эта маленькая госпожа Роз, она рассказывает мне всевозможные секреты. Мне иногда так жаль ее.
Дульси не собиралась выкладывать ему все о тайне Мэй Роз, но ей хотелось немножко растормошить его любопытство.
Джо улегся и перекатился на другой бок, сминая траву плечами, лежа на спине, он смотрел на небо, время от времени поглядывая на Дульси. С этой «Каса Капри» было что-то неладно. Дульси явно недоговаривала.
Она потрогала лапой травинку.
— Этим старикам нужен кто-то, кому они могли бы доверить свои тайны.
В ночном небе раздался крик козодоя, его выкрики «чи-чи-чи» доносились то ближе, то дальше – птица кружила, заглатывая комаров и мошек.
— Вильма рассказывает им разные истории, — сказала Дульси.
— Рассказывает кому истории?
— Старикам. Истории про кошек. Про египетские гробницы, кошачьи мумии и об охотничьих египетских кошках, а еще…
Джо вскочил на ноги и уставился на нее.
— Да не про говорящих, — успокоила она его. — Просто истории про кошек. Она же всегда устраивала для детей «часы сказок» в библиотеке. И здесь то же самое. В оба наших визита, когда кошки и собаки устроятся на коленях у стариков, когда все успокоятся и усядутся поудобнее, она рассказывает истории. Например, про кошку маленькой молочницы, ну, ты знаешь. «Жила-была кошечка на ферме Тибб, она была совсем маленькая, не больше котенка… Малышка молочница с лицом свежим, как маргаритка, всегда хотела много знать… Все были старше нее, а еще там дул странный ветер…»
— Тоска зеленая. Но, может быть, старики любят такую ерунду.
Однако взгляд Дульси был таким холодным, что его пробрало до самых когтей.
— А зачем им нужны животные, если Вильма рассказываем им сказки? Неужели это не достаточно увлекательно? Ты же не хочешь чересчур избаловать этих стариков?
Дульси вздохнула.
— Пусть она почитает им истории Колетт[2], например, ту, где кошку вытолкнули с балкона, это произведет на них впечатление.
Дульси вздрогнула и придвинулась ближе к Джо. Некоторое время они молчали, прислушиваясь к выкрикам козодоя и отдаленному прибою. Однако, размышляя о «Каса Капри», она и сама чувствовала себя той маленькой кошкой. Ей тоже хотелось много знать. В глубине души она была уверена, что, как малышка молочница, она не успокоится, пока не выяснит, что же там все-таки творится.
Она не могла дождаться этого момента.
Глава 5
У Мэй Роз были и хорошие дни, когда ей удавалось потихонечку выйти во внутренний дворик, держась за спинки расставленных там кресел. Там она могла сидеть, наслаждаясь цветами и теплым солнышком. Однако бывали дни, когда ее охватывала чудовищная слабость, а из зеркала смотрело белое как тесто лицо.
В такие дни она испытывала муторный страх, была слишком слаба, чтобы ходить, и ей требовалась помощь, не только чтобы подняться с постели и одеться, но даже чтобы сесть в свое кресло-каталку. В такие ужасные дни сиделка вывозила ее в общую гостиную, а потом в столовую, кормила ее, и Мэй Роз казалось, что ей сто двадцать лет.
Но иногда она просыпалась, чувствуя себя сильной, веселой и готовой встретить новый день так же хорошо, как в пятьдесят. В такие дни она даже могла немного пошить. Разумеется, Мэй Роз все еще мастерила платья для кукол. Это почти все, что у нее осталось. Всю жизнь она шила кукольную одежду, даже когда была очень занята работой в костюмерной. Но это все было до появления детей. А когда пошли дети, она оставила свой театрик и занялась разработкой кукольного гардероба. Джеймс посмеивался над ней – он всегда относился к ней свысока, — но у нее была книжечка с изображениями кукол в ее нарядах, и она продолжала рассылать аккуратно сшитые образцы кукольных пальто и платьев. Прошло немного
