Нептун определяли порядок каждодневной жизни людей и принимали их жертвы.
Но и с приходом христианства, с обещанием вечной жизни, с появлением Бога, который умер ради своего народа, невидимого Бога евреев, великие храмы были разрушены, а последние жрецы доживали свой век в одиночестве, без последователей, без пожертвований, присматривая за статуями своих культов.
Стоя перед местом, где был расположен великий храм Юпитера, куда в праздник приходили тысячные толпы людей, Ремо видел только истёртую временем простую каменную плиту в римской грязи с бронзовой инкрустацией, говорящей о том, что на этом месте был огромный храм.
— У них были хорошие культы, — сказал Чиун. — Всё было ясно. Ты приносишь богу что-то в жертву, и он что-то даёт тебе в ответ. И нет никаких переживаний и жертв во имя любви. Мы никогда не думали, что христианство может так укрепиться.
— Я был воспитан монахами в сиротском приюте. И я замечательно чувствую себя в Ватикане.
— Не думаю. Вспомни, Борджиа тоже были папами, и мы работали для них. Ах, Ремо, кто бы мог подумать, что ты можешь стать последним из нас, — сказал Чиун, протягивая руки к городу Тиберия, единолично правившего миром, который теперь был только помехой движению и превратился в живописные мраморные останки. И конечно же, Ватикан, великий Ватикан, постоянно бывший ареной борьбы.
Итальянская полиция и солдаты опечатали вход со стороны больших колонн. У собора Святого Петра собрались маленькие группки людей. Большинство было одето в полосатые панталоны и вельветовые шляпы. Это были швейцарские гвардейцы, которые охраняли Ватикан. Когда-то они составляли маленькую независимую армию, а сейчас были только частью церемониала.
Как узнал у них Ремо, когда они, побросав свои знамёна и посты, обсуждали происшедшее, они вступили в сражение с группой турок, возглавляемых незнакомцем с мускулистой шеей и глазами, блестевшими как звёзды.
Это же подтвердил и карабинер, который сказал, что Ремо и Чиун не могут войти.
— Ужасно, ужасно, что это произошло именно в этом святом городе, — сказал карабинер. — Но вы не можете войти.
— Почему? — спросил Ремо.
— Ватикан — это другое государство. Кто-то должен пригласить вас. Мы не можем войти без приглашения. И никто не сможет войти до тех пор, пока папа не будет освобождён.
— Разве он пленник?
— Мы так думаем, — сказал карабинер.
Он рассказал, что через двор Святого Петра летели головы, отрезанные турецкими ятаганами.
— Ужасно, — сказал Чиун.
Карабинер закатил глаза.
— Ужасно, — повторил он.
— Да, есть много любителей вызывать беспорядок. Хорошо, мы можем подождать, когда его освободят. Пойдём, Ремо. Этим путём мы не войдём в Ватикан. Ты можешь только догадываться, что это дело рук мистера Арисона.
Другой вход в Ватикан находился там, где раньше Август Цезарь входил на арену. Этими туннелями он мог пользоваться и во время бунтов. Позднее они стали частью римских катакомб.
Катакомбы, которые были нужны Ремо и Чиуну, находились под рестораном. Чиун рассчитал, где должен находиться вход, пользуясь своими прежними знаниями, при этом он вёл себя как ребёнок, совершенно игнорируя Ремо. Наконец он ткнул пальцем в старую штукатурку. Благодаря вибрации молекул он разрушил стену, за которой находился вход, игнорируя крики хозяина ресторана, державшего в этом помещении запасы маринованных оливок, чеснока и помидоров. Сейчас все эти запасы погибли.
— Мы прибыли сюда, чтобы помочь папе. Пошлите свой отчёт в Ватикан.
Открывшийся вход в подземелье был больше современных дверей. Вход обрамляли фрески с изображением богов и богинь, которые занимались любовью, играли и танцевали. Ремо отметил, что одежды на богах были достаточно скудными.
Чиун отправился в путь, рассказывая про артиста, выполнившего эти фрески. Недалеко от дворца Августа Цезаря нашли убитых людей. Кое-кто думал, что в этом была замешана жена Августа Ливия, которая увлекалась весьма распространённым в Италии занятием — ядами. На самом деле в этом был замешан наёмник, которого нанял артист под видом ремонта водопровода на кухне.
Наёмник знал, что артист может хорошо заплатить за свою свободу и что он влюблён в другого раба, чью свободу он тоже хотел купить. Так он использовал артиста, чтобы попасть во дворец. Но Дом синанджу, нанятый Августом, раскрыл заговор, убрав конкурента и выдав артиста Августу.
Август, мудрый правитель, понимая, что артист был только рабом, подарил ему жизнь. В то время как повар был свободным человеком, и он приказал распять его, потому что тот не мог оправдать своего преступления стремлением получить свободу.
— Это прекрасная маленькая история, — сказал Чиун в заключение.
— Что же прекрасного в том, что человека распяли? — спросил Ремо.
Туннели странно светились. И это заставило Ремо вздрогнуть всей кожей.
Ремо заметил фрески в старом стиле с замечательной цветовой гаммой, но с грубыми линиями. Это напомнило ему одну из комнат в сокровищнице синанджу. Он увидел эту комнату во время своего первого посещения Синанджу. Там были статуи, драгоценные камни и золото, а пол в этой комнате был сделан из красного дерева. Он попытался вспомнить, что это ему напоминает. Но не смог. Кроме того, когда сокровища накапливаются в течение четырёх тысяч лет, никто не обращает внимания на обстановку. Кроме того, никогда не видев столько сокровищ, он не заботился о них.
Они прошли три мили под Ватиканом, Чиун повернулся к выходу с каменной лестницей, ведущей круто вверх. Они услышали над собой смех, крики, плач и скрещивание шпаг.
— Безобразие! — воскликнул Чиун. — Но мы могли ожидать этого.
Они прошли через обитую железом дверь на верхушке лестницы и вошли в огромную комнату, на стенах которой висели гобелены. Над ними стены на несколько футов были покрыты орнаментом. На полу в центре комнаты была прекрасная розовая мозаика, а остальной пол был из золотистого мрамора.
Швейцарские гвардейцы фехтовали алебардами с группой турок с их ятаганами. В то время как длинные и мощные алебарды хорошо служили при нападении, более лёгкие и манёвренные ятаганы позволяли своим хозяевам эффективно защищаться.
В середине этой борьбы стоял мистер Арисон, потирал руки и широко улыбался.
— Мне нравится это, мне нравится, — говорил он. А увидев Ремо и Чиуна, воскликнул: — Добро пожаловать, бастарды из Синанджу. Вы рады видеть своих соотечественников? Я ненавижу вас и всегда ненавидел.
— О' кей, разделаемся с ним, — сказал Ремо.
— Не сейчас. Мы должны освободить папу, — сказал Чиун.
— Вы хотите сказать, что вы католики?
— У нас есть священные обязательства по отношению к Святому Петру, — сказал Чиун. — Мы дали слово Борджиа.
— Хороший народ эти Борджиа, — сказал мистер Арисон.
— Кое-кто, — ответил Чиун. — И совсем не те, которые нравятся вам.
Отвернувшись от Арисона, Чиун сказал Ремо:
— Это убийца. Теперь ты знаешь разницу между убийцей и подлинным наёмником.
Ремо уже собирался угостить мистера Арисона хорошим ударом в живот, но Чиун оттащил его назад.
— Он что, принадлежит к другому дому наёмников, Маленький Отец?
— Он? К другому дому? Он вообще не имеет отношения к наёмникам.
— Может быть, ты всё же расскажешь мне, кто он, вместо того чтобы ходить вокруг да около?
— Нет. Ты не заслужил узнать это.
— Хорошо, меня не слишком интересует, кто он. Покажи мне только, как с ним справиться, когда придёт время.
Его святейшество охраняла группа темнолицых молодых людей в фресках. Они называли себя новыми
