— А может, мы его так распотрошили, что от него остались лишь крохотные кусочки белого мяса? — предположила Омфала.
Но, выбравшись из убежища, девушки увидели, что в том месте, где минуту назад стоял белый, нет ни единой капельки крови.
— Промахнулись! — сердито прошипела Эвридика.
— Как мы могли промахнуться? Это же настоящие русские Калашниковы, не какое-то там китайское пулеметное дерьмо!
— Автоматное, глупенькая, — поправила ее Персефона.
Шорох, донесшийся из глубины сейфа, заставил их вздрогнуть.
Белый тут, в хранилище! Он спокойно вскрывал стоявшие здесь ящики с яблоками. И что самое удивительное, делал это необычайно легко, несмотря на то, что они были заколочены с помощью специального пневматического молотка десятидюймовыми гвоздями.
Гвозди скрежетали и постанывали, издавая, по всей видимости, те же звуки, что и мятежники во время пыток. И на милых личиках трех сестер непроизвольно возникли мечтательные улыбки.
Первой опомнилась Персефона:
— Отойди от отцовских ящиков, живо!
— Так это он запер вас в сейфе? — спросил белый, и не думая прекращать свое занятие.
— Oui[20]. И мы поклялись защитить его даже ценой своих жизней.
— Что-то маловато еды он вам оставил, — взвесил белый на ладони банку смеси.
— Отойди! Иначе разнесем тебя на мелкие кусочки. В самый раз для консервов из белого мяса! — крикнула Омфала.
— Вроде ты уже пыталась. Или нет?
— Oui. Но тогда почему ты не умер?
— Время не пришло.
— Тебя защищает Шанго, да? — спросила Эвридика.
— А кто он такой? — осведомился белый, прочитав наклейку на банке с болгарской кабачковой икрой и брезгливо сморщив нос.
— Шанго — наш бог. После отца он самый главный, тот, кто дал нам жизнь.
— Полагаю, и отобрать ее он может также в любой момент, когда ему только заблагорассудится. Верно? — равнодушно заметил белый.
Персефона взорвалась.
— Как смеешь?!.
— Да, припасов у вас тут недели на три, не больше...
— Не твое дело, черт побери! Ты, вонючий белый цыпленок!
— Может, и не мое. А вот вам следовало бы задуматься, хватит ли их до 1999 года.
— Чего это он там лепечет? — легонько подтолкнула Омфалу Эвридика.
— Oui, что ты хочешь этим сказать? — спросила Персефона белого, который стоял в опасной близости от ящиков с золотом.
— Посмотрите сами, на какое время поставлены часы сейфа.
— Ступай, посмотри, — бросила Персефона Эвридике.
— Ступай, посмотри, — приказала та в свою очередь Омфале.
— Почему я, если Персефона приказывала тебе? — проворчала Омфала.
— Да потому, что ты младшая, — фыркнула Эвридика.
— Когда-нибудь я буду старше вас обеих, вот тогда и посмотрим, кто здесь главный. Не для того меня назвали в честь греческой богини, чтоб помыкать мной, как какой-то рабыней!
Омфала взглянула на стеклянный щиток, за которым мелькали цифры. Счетчик уже отсчитал примерно сутки, но, судя по индикатору, до открытия сейфа было еще очень далеко.
— Там вроде бы стоит 1999... — пробормотала она.
— Ложь! — взвизгнула Персефона.
— Иди, посмотри сама.
Сестра приблизилась.
— Это ты переставил! — указала она на белого.
— Если бы я мог, — возразил он, — то уж наверняка сделал бы это так, чтобы не пришлось ломать дверь.
— Резонно, — прошептала Омфала.
Обе сестры с ней согласились. И только тут до них, что называется, дошло.
— Ты спас нам жизнь? — воскликнула Персефона.
— Всегда рад помочь. Так где тут золото?
— Оно принадлежит отцу. Не смей его трогать!
— Отцу, который запер родных дочерей, чтоб они умерли тут в подвале, мучительной голодной смертью.
— Oui...
— Тогда не вижу причин быть ему чем-то обязанным. — Белый открыл очередной ящик. — А знаете, у вас тут полно яблок.
— Да, обыкновенные ящики с яблоками, — кивнула Персефона.
— Мы любим яблоки, — добавила Эвридика.
— Oui, — подтвердила Омфала. — Очень экзотический фрукт.
Белый выудил из ящика большое красное яблоко.
— И все в воске, — заметил он.
— В воске они лучше сохраняются, — пояснила Эвридика. — Не портятся даже в самую сильную жару.
— Oui, — кивнула Персефона. — Яблоки, они же такие нежные...
Белый подбросил яблоко и взвесил на ладони.
— И очень тяжелые, — продолжил он.
— Такие вот волшебные яблоки. Их отобрали специально, чтобы мы питались ими много недель.
— До самого 1999 года?
Сестрицы небрежно отмахнулись. Стволы автоматов Калашникова так и заходили у них в руках.
— А может, пристрелить его, а? — прошипела Омфала.
— Но он спас нам жизнь, — возразила Эвридика.
— Да что это за жизнь, если теперь у нас нет ни страны, ни отца, ни денег?! — воскликнула Персефона.
— Oui. Без денег — никакой жизни!
— Давайте убьем его и предадимся наслаждениям! — предложила Персефона.
— Oui, давайте! — подхватила Омфала. И дула автоматов одновременно нацелились на белого, который с явным любопытством разглядывал подозрительно тяжелые яблоки.
Разом прогремели три длинные очереди, но Римо уже укрылся среди ящиков. Штабель вздрогнул под ливнем свинца, вокруг разлетелись мелкие щепки. Одна вонзилась в руку Персефоне.
Девушка взвизгнула и уронила автомат.
— Я ранена! Ранена! Теперь истеку кровью и умру!..
— Ну и прекрасно, — заключила Омфала и направила ствол «Калашникова» сестре в грудь. — Позволь в таком случае избавить тебя от излишних мучений.
Дуло плюнуло огнем.
— Ай! — взвизгнула Персефона и рухнула на грязный пол.
Внезапно подскочил белый и в мгновение ока разоружил девушку.
Вслед за первым автоматом и остальные «Калашниковы» полетели в отверстие на полу.
Оставшиеся в живых сестры повалились на колени и начали молить белого о пощаде.
— Но я вовсе не собираюсь убивать вас, — хмыкнул он. — Зачем мне ваши жизни?
С этими словами он вернулся к ящикам, взял первый попавшийся плод, поставил на указательный палец
