Санкционированное убийство в самом сердце Америки! У Кинги учащенно забилось сердце.
Кинга протянула руку к клавиатуре, чтобы стереть сообщение, но на секунду замешкалась. Замешательство оказалось роковым.
Пальцы, холодные как сталь и столь же крепкие, сомкнулись на ее запястье.
Приученная ко всякого рода неожиданностям, в том числе и таким, которые представляли угрозу жизни, Кинга, затаив дыхание, бесстрастно изрекла:
— Я не вооружена и к тому же не одета.
— Я заметил, — услышала она знакомый дружелюбный голос. — Наклони-ка голову, чтобы мы могли прочитать.
— Боже мой, Римо! Это ты! Я и не слышала, как ты вошел.
— Зато мы слышали, как вошла ты, — промолвил визгливый голос, принадлежавший, как она тут же поняла, тому самому старику корейцу по имени Чиун.
— Значит, вы все это время находились в моей квартире?
— Мы бы помахали тебе ручкой, когда тебя остановила патрульная, — развязным тоном произнес Римо. — Но мы спешили.
— Ты пялишься на мою грудь, — холодно заявила Кинга.
— Ничего не могу поделать. Это единственное освещенное место в комнате.
— Я вынуждена заявить протест относительно вторжения в мою частную жизнь.
Римо указал пальцем на экран:
— Чиун, расшифруй-ка это.
— Это по-русски.
— Это я уже усек. Что там написано?
— Ей приказано ликвидировать меня, — сказал мастер Синанджу. Кинге показалось, что он не столько разгневан, сколько слегка раздражен. Это было странно.
— А что насчет меня? — спросил Римо. И в его голосе, к вящему удивлению Кинги, не было ничего, кроме досужего любопытства.
— О тебе ни слова. Ты для них мелкая птица.
Кинга молча взирала на экран монитора, чувствуя, как сердце ее начинает бешено колотиться. Еще секунда, и она стерла бы все это — и они бы никогда ничего не узнали. Теперь же в глазах ее отражались злосчастные фосфоресцирующие зеленоватым огнем русские буквы.
— Римо, тебе я не хотела причинить зла, — стараясь сохранять спокойствие, сказала она.
— Что так?
— Я обожаю тебя.
— Свое обожание ты демонстрируешь в какой-то прохладной манере.
— Я всегда чувствовала себя несколько скованной в обществе мужчин.
— Поэтому стены твоей квартиры увешаны непристойными изображениями женщин? — спросил Чиун, обведя комнату рукой. Лицо его с узкими щелочками прищуренных глаз в зловещем зеленоватом отсвете напоминало незрелый лимон.
— Я не понимаю, — сказала Кинга.
Внезапно зажегся свет. Повсюду на стенах висели литографии и репродукции эскизов и картин, посвященных одной и той же теме — женскому телу.
— У вас, кажется, довольно узкий кругозор, — сказал Римо, окинув комнату восхищенным взглядом.
— Ты говоришь вздор. Это произведения искусства. У вас, американцев, похоже, совсем нет эстетического вкуса.
— Просто мужчинам не часто предлагают позировать.
— Вид обнаженного мужчины представляет собой отталкивающее зрелище. Женское же тело, напротив, ласкает взоры обоих полов, — заявила Кинга.
— Это точно, мне вроде тоже нравится это зрелище, — сказал Римо.
— С вашей стороны было весьма неучтиво вламываться в мою квартиру и...
— Да ты и сама не очень-то церемонишься — приезжаешь в страну и шпионишь.
— Я не шпион.
— Ты и не венгерка.
— Хорошо, я открою правду. Я наполовину венгерка. Мой родитель по мужской линии был русский. Мне стыдно, но обстоятельства моего зачатия связаны с изнасилованием. Мне больно в этом признаваться, но это так.
— Давай оставим в стороне факты личной жизни, — прервал ее Римо. — На кого ты работаешь?
— Я вольный художник. Кто больше предлагает, тот и получает мою верную службу.
— Лжешь! — вскричал Чиун.
— Я говорю правду. А теперь, когда вы прочитали мои инструкции, позвольте мне уничтожить их. Вам уже все известно, так что они для вас больше не представляют интереса.
На сей раз ее руку, снова потянувшуюся к клавиатуре, перехватил старик кореец. Теперь она почувствовала не стальную прохладу, ее насквозь пронзило странное ощущение — будто в ее плоть впились острые иглы, которые предварительно окунули в едкую кислоту. Точно смертоносные яды впитались в ее кровь, которая разогнала их по всему телу, так что оно наконец скорчилось и в судорогах сползло на пол.
От боли у нее звенело в ушах.
— На кого ты работаешь, русская? — Сквозь этот звон услышала она голос старика корейца.
— Я не могу сказать, — стиснув зубы, простонала Кинга.
Языком она извлекла из отверстия на месте отсутствующего зуба мудрости капсулу с цианистым калием. Она думала, что проделала это незаметно, но ошиблась.
В следующее мгновение боль стала нестерпимой. Язык вывалился у Кинги изо рта, а вместе с ним на ковер выпала капсула, которую тут же раздавила обутая в сандалию нога. Вслед за этим нога с силой надавила на ее голову.
Кинга не выдержала.
— ФСК! ФСК! Я работаю на ФСК! Мой шеф Станкевич, ФСК!
Римо вопросительно посмотрел на Чиуна:
— Что такое ФСК?
— Не знаю, — ответил Чиун. — Я знаю другое — с этой тварью, которая собиралась убить меня, покончено.
— Она не смогла бы убить тебя, даже если бы у нее под лифчиком была спрятана нейтронная бомба.
— Дело не в этом. — Чиун еще сильнее надавил пяткой на голову, и та с хрустом треснула, подобно перезревшей дыне.
— Чиун! Черт подери, я же собирался назначить ей свидание.
— Ты ужасно неразборчив насчет женщин, — буркнул Чиун, вытирая сандалию о ковер.
— Она первая, кому я хотел назначить свидание за... не знаю сколько лет. Я даже не успел сделать первый шаг.
— Тебе бы и не удалось его сделать. Она не любила мужчин, только женщин.
Еще раз оглядев комнату, Римо промолвил:
— Видимо, ты прав. Но должен признать, что мне было приятно поговорить с женщиной, которая совершенно не запала на меня.
— Если ты предпочитаешь общаться с лесбиянками, то этого добра и без нее хватает, — сказал Чиун.
— Не смешно. — Римо взял телефонную трубку и позвонил Харолду У. Смиту. Для этого он всего лишь нажал кнопку с цифрой 1. Автоматическое реле, вмонтированное в телефон, адресовало его звонок — через Диксвилл-Нотч — в «Фолкрофт Санитариум».
— Римо?
— А кто же еще?
— У меня проблема.
