продвинуть свои пешки, но противник оказался слишком силен.
— Считаю, что будет полезнее, сохраняя память о твоем брате, не уронить достоинство, — сказала она.
— Такой подход более разумен, — согласился Сменхкара, зачерпывая резной деревянной ложкой из блюда бобы с луком.
— Можно провести все церемонии в Фивах и затем вернуться сюда.
— Я подумаю над этим, — произнес он. — Я жду, когда соберутся верховные жрецы и выскажут свое мнение.
— Где они соберутся?
— Здесь, в Ахетатоне.
Он приветливо посмотрел на нее и задержал взгляд на округлостях ее тела. Любила ли она раньше и любит ли сейчас?
В конце ужина подали финики. Меритатон, в свою очередь, оценивала будущего супруга, отказываясь ненавидеть человека, с которым должна будет жить. Он был соблазнителен и уж точно умен, он продемонстрировал ей это совсем недавно. Она считала его бесхарактерным, но он оказался осмотрительным, а может быть, и хитрым. Но желать его физически она была не способна. «Мое сердце принадлежит другому», — подумала она.
— Что ты решил по поводу погребения моей матери? — спросила Меритатон.
— А что же я должен был решить? — Он удивился. — Ее бальзамируют, а затем перевезут, согласно воле моего брата, в горы, ожидать возрождения рядом с ним.
— Ты будешь при этом присутствовать?
— Это же очевидно, — ответил он. — Она была супругой моего брата.
— Ты был очень привязан к моему отцу?
— Он был воплощением бога, — ответил он, как будто разговаривая сам с собой.
Она задумалась над тем, как почитание Эхнатона совмещалось у Сменхкары с тем, что она считала настоящим предательством, не говоря уже о выбранном имени. Ну надо же, придумал себе имя: Эхнеферура!
Вернувшись, она еще на лестнице услышала резкие возгласы кормилицы, обращенные к Анхесенпаатон. Та готова была расплакаться.
— Что происходит? — спросила Меритатон.
— Я застала ее в саду играющей с простолюдином!
— А ты сама не простолюдинка?
Кормилица недоуменно посмотрела на нее.
— Но, госпожа… Царица никогда бы не позволила этого!
— Отныне здесь командую я, — твердо заявила Меритатон. — Я знаю этого мальчика, моя сестра может с ним играть.
— Она позвала стражу, чтобы прогнать его! — вскричала Анхесенпаатон.
— Кормилица! Пусть стражники вернут мальчика, — приказала Меритатон. — Его зовут Пасар.
Все остальные кормилицы изумленно слушали. Через четверть часа начальник охраны пришел сказать Меритатон, что нашел Пасара. Анхесенпаатон устремилась в сад. Кормилица недовольно смотрела на Меритатон.
— Пойми, — сказала ей Меритатон, — мы живем во дворце, а не в тюрьме.
Но говорила она это скорее для того, чтобы убедить саму себя.
Она вернулась в свою комнату, окно в которой было широко открыто. Царевна еле сдержала крик. Быстрое хлопанье крыльев взбивало воздух перед окном и сопровождалось пронзительным криком. На полу билась голубка, раненая, но еще живая. Она вырвалась из когтей коршуна.
Меритатон взяла голубку в руки. Птица продолжала биться. В глазах ее отражался страх. Царевна закричала. Ее платье и руки были в крови. Прибежала кормилица.
— Воды! Мне нужно помыться! Посмотрите, может, эта птица выживет…
Она верила в предзнаменования. Кормилица взяла из ее рук птицу, осмотрела ее и повернулась к Меритатон.
— Да, — сказала она.
— Я хочу, чтобы эту голубку вылечили, как если бы она была моей.
— Да, госпожа.
Прибежали царевны. Анхесенпаатон и ее старшая сестра молча посмотрели друг на друга.
— Когда она поправится, мы поселим ее с дроздом, — через некоторое время сказала Анхесенпаатон.
Как только о нем вспомнили, дрозд принялся петь в своей клетке на террасе.
Две птицы в неволе.
Главная служанка Меритатон помогла ей снять платье и принесла другое.
Сменхкара ждал Аа-Седхема, как обычно, к началу купания. Гардеробщик Аутиб сообщил, что Приближенный к телу царя занят с поставщиками трав и редких средств, доставляемых из далеких стран, и поэтому опоздает.
Поскольку привилегия растирать божественное тело принадлежала Аа-Седхему и банным слугам, Аутиб предложил заменить его. Сменхкара согласился.
Несколько месяцев назад, можно сказать, в прошлой эре, он наградил бы этой милостью Хранителя гардероба. Смерть Эхнатона и последовавшие события помешали развитию их отношений. К тому же, как часто бывает, когда что-то привычное заканчивается, мы задаемся вопросом о причине его возникновения. Сменхкара еще раз убедился в том, что удобство не может заменить влечение. Быть может, Аутиб был слишком покорным и услужливым, чтобы держать в напряжении охотника по имени Желание. Как бы там ни было, появление Аа-Седхема заставило царя отказаться от любви со слугами.
Когда Аутиб растирал плечи своего господина, Сменхкара заметил слезы в его глазах.
— Что с тобой? — спросил он.
Слезы только и ждали этого вопроса, чтобы начать литься.
— Да что же с тобой?
Слуга-купальщик ждал с кувшином ароматизированной воды, специально приготовленной для живого бога. Аутиб не хотел говорить в присутствии подчиненного.
Когда Сменхкару должным образом вытерли и одели, он попросил Хранителя гардероба следовать за ним в опочивальню. Аутиб снова расплакался.
— Чем же я провинился, почему попал в немилость к земному божеству? — воскликнул он.
— Ты не попал в немилость, поскольку я оставил тебя на службе, — уклончиво ответил Сменхкара.
— Я был любим… — произнес Аутиб сквозь слезы.
Сменхкара не хотел рисковать и подавил в себе чувство сострадания.
— Сезон половодья длится лишь треть года, — сказал он. — Но я подумаю о твоих словах.
В этот момент появился Аа-Седхем. Мельком взглянув на него, Аутиб удалился.
Секретарь долго шептал на ухо Тхуту что-то важное. Советник нахмурил брови.
— Приведи мне его! — крикнул он.
Писари заинтригованно смотрели на него. Он их отпустил. Через несколько минут секретарь вернулся. За ним шел мужчина со связанными за спиной руками. Конец веревки держал охранник. Секретарь попросил охранника выйти за дверь и закрыть ее. Пленный дрожал всем телом.
— Опять ты! — крикнул Тхуту. — И что же это ты рассказываешь?
Мужчина ничего не отвечал, парализованный страхом.
— Ты утверждаешь, что я прорицатель?
— Говори! — приказал секретарь.
Но ни одно слово так и не вырвалось из уст несчастного.
— У тебя постоянная работа при дворе, а ты мало того что приносишь мне плохие известия, еще и
