первые четыре утренних часа и в два последних часа вечера.
Танут-Амархис только что завершил скромный легкий обед: салат из огурцов с кислым молоком, маленький круглый хлебец с луком и несколько свежих плодов инжира. Устроившись на ложе на втором этаже своего владения, расположенного напротив храма, он проверял копию описания ритуала очищения жрецов:
За окном он услышал голос, а затем различил свое имя. Он встал и пошел посмотреть, кто его звал. Это были двое мужчин с бритыми головами, очевидно, писари. На их лицах было написано легкое удивление.
— В чем дело?
— Царские вестники к Танут-Амархису!
— Поднимайтесь!
Царские вестники? А кто царь? С какой вестью они явились?
Он открыл дверь. В комнату вошли посланники.
— Мы прибыли из Ахетатона.
Танут-Амархис нахмурил брови. Ах да, новый город на севере, где поклонялись культу Атона!
Один из вестников церемонно протянул ему футляр.
— Какой же царь вас послал?
Вопрос, достойный провинциального тупицы. Но назначение преемника несостоявшейся царицы Нефертити произошло, правда, лишь пять дней назад, и в отдаленных уголках царства о нем узнают только через две недели.
— Брат усопшего Эхнатона. Наш новый царь — Эхнеферура, возлюбленный Неферхеперура.
Танут-Амархис открыл рот. Одно имя чего стоило!
— Как вы добрались сюда?
Услышав шум в такое необычное время, появилась жена верховного жреца.
— Прикажи подать питье царским вестникам, — сказал ей Танут-Амархис.
— На царской галере, — ответил один из них. — Две галеры отправились из Ахетатона, одна поплыла вниз по реке, а другая, наша, — вверх. Таким образом царское известие будет передано в сорок два нома.
Появились обнаженные дети верховного жреца. Они принялись разглядывать посетителей. Слуга принес поднос с кувшином и двумя чашами и наполнил их для благородных путешественников. Танут- Амархис хлопал ресницами. Наверху действительно что-то происходило. На протяжении долгих лет, так же как и его соратники из Фив, Абидоса, Коптоса, он не обращал внимания на сумасшедшего царя Атона, который делал вид, что не знает об их существовании. В конце концов, провинция спокойно жила без царского благоволения, а культы Хоруса и Туерис при этом не стали менее популярными. И вот новый царь вспомнил наконец об их существовании и послал к ним вестников!
Вестники жадно пили пиво. Слуга налил им снова. Танут-Амархис достал папирус из футляра и развернул его. Так же как и его соратники, он сначала склонился над печатью. Там было именно то имя, которое назвали. Он прочитал послание: его просили приехать в Ахетатон по случаю восхождения на трон Эхнеферура! Никогда такого не было!
Вестники попрощались: их ждали на корабле.
— Что происходит? — спросила жена Танут-Амархиса, глядя на папирус в его руках.
— Новый царь просит меня приехать в Ахетатон по случаю его коронации.
— У нас новый царь?
Жрец задумчиво кивнул. Он понимал, что только один человек из тех, кого он знает, может пролить свет на эти события: Хумос из Фив.
— Но сначала я поеду в Фивы, — объявил Танут-Амархис. Гиппопотамы умиротворенно мычали в своих болотах, а на раскаленных крышах Великого храма Хоруса грелись ящерицы, лакомясь сочными летними мухами.
Приготовления и горечь, или сова и попугай
Плоское округлое лицо с выпученными глазами, маленький горбатый нос и миниатюрный рот, узкие плечи и слегка выпуклая грудь Панезия, Главного служителя Атона, то есть высшего жреца Великого храма Атона в Ахетатоне, создавали порой впечатление, что он вот-вот взлетит и усядется на дереве или на крыше. Настоящая сова. Осторожный, наблюдательный, мудрый. Никто не помнил, чтобы он когда-либо повышал голос или не ответил обратившемуся к нему.
— Высшая честь, мой царь, — сказал он, присаживаясь за стол по правую руку от Сменхкары после его приглашения.
Тхуту подождал, пока устроится Тутанхатон, и последовал его примеру.
Десять слуп по два для каждого ужинавшего и еще два виночерпия находились в пределах слышимости в большом зале Царского дворца. Перед каждым слуги поставили алебастровые тарелки, а посередине — большое блюдо с вареными утиными яйцами, присыпанными зернами горчицы и шафраном. Большие кубки из переливающегося стекла были наполнены вином.
При первом же глотке глаза Панезия округлились. Даже его повар не умел готовить такие неожиданно изысканные блюда.
— Почтенный Панезий, — начал Сменхкара, — мы готовим церемонию коронации и хотели бы выслушать твои советы.
— Возрождение царского дерева радует сердца богов, — нравоучительно произнес Панезий.
Это был способ напомнить о существовании других богов, существующих помимо Атона. Великий жрец, у которого были свои уши во дворцах, был в курсе того, что в номы отправлены известия. Почти все провинциальные писари выполняли поручения различных чиновников, а рты у них не были на замках.
— Чтобы восстановить гармонию между земными служителями и божествами, — продолжил Сменхкара, — мы попросили высших жрецов из сорока двух номов собраться в Ахетатоне.
— Гармония — небесное благословение, мой царь, — заметил Панезий. — Ее создают сердца богов, бьющиеся в унисон.
Сменхкара жестом разрешил Тхуту говорить.
— Ты знаешь своих соратников, — сказал советник. — Правда, вы видитесь не часто. Какой, по твоему мнению, будет их реакция?
— Как они могут не откликнуться на почтенное приглашение царя? Им недоставало заботы царя Двух Земель.
Тутанхатон внимательно слушал эту витиеватую речь. Он отметил, что Панезий сказал «царя Двух Земель», а не «их царя».
— Какова твоя реакция как Главного служителя Атона, культ которого навязал Ахетатону усопший царь?
— Разве Атон не был изначально воплощением Непознаваемого Существа? — улыбаясь, вопросом на вопрос ответил Панезий. — Мудрость нашего божественного царя Эхнеферура, — он абсолютно точно выговорил имя, и это означало, что он правильно понял его значение, — состоит в том, что он понимает необходимость поливать корни нашего поклонения этому богу.
Другими словами, он не видел препятствий к тому, чтобы приравнять Атона к другим божествам.
— Что ты ответишь тем, кто не согласится с царской волей избрать этого бога высшим божеством?
Панезий проглотил последний кусок яйца с горчицей. Его лицо выражало крайнее сожаление. Затем он сделал несколько маленьких глотков вина, чтобы дать себе время подумать.
— Могущество божеств непреодолимо. Атон, слугой которого я являюсь, избрал для его проявления упокоившегося монарха. Он наполнил его своим сиянием так, что этот блеск затмил Других богов, как
