пар.
Михаил обшарил фонариком помещение. В круге света проскальзывали угловатые решетчатые сооружения, крышки круглых блестящих баков и моргающие огоньки. Михаил понял, что попал на электростанцию — сердце всего города, старое сердце, поношенное и слабое. Когда-то в далекие времена один из ученых нашел в Трясине несколько комков зеленой слизи, которая выделяла чудовищную энергию. Коллегия города решила заменить старую электростанцию, работающую на угле, и поместила все трансформаторы сюда, в Библиотеку. С тех пор город снабжала энергией слизь и продолжала действовать сейчас. Они с Яраном попытались разобраться в механизме трансформации, но быстро запутались и махнули рукой. А механизмы продолжали работать, гнали по проводам никому не нужную силу и готовы были простоять так еще лет двести.
Послышался грузный сытый храп. Михаил поискал на звук фонариком. Луч уперся в тонконогий стол, под которым неподвижно лежали две толстые когтистые ноги, обросшие длинной рыжей шерстью. Михаилу сразу расхотелось куда-то идти и что-то смотреть. Он попятился, открыл спиной дверь и пошел обратно.
По пути он все-таки решил заглянуть на крышу. Поднявшись по вертикальной лестнице, он оказался на чердаке и толкнул вверх тяжелую крышку люка. Квадратный лист железа, подбитый шпалами, поднялся и грохнулся о крышу. Михаил сел на край люка, потом встал и посмотрел вокруг.
Вокруг было множество крыш. То тут, то там из сплошной полосы разноцветной жести выступали огромные печные трубы, антенны и гусаки с проводами. Дальше уже стояли многоэтажники и длинными, черными тенями выступали на фоне кровавого заката. Небо по-прежнему было затянуто тучами, по- прежнему лил дождь и утомительно-однообразно лупил по жестяным крышам. Жесткий ветер швырял мокрую пыль горстями, и Михаил только закрывался ладонями. Он вымок мгновенно. Пятясь назад, он наступил на врезанный квадрат на крыше, как вдруг крыша под ним со скрежетом распахнулась, и он полетел вниз. Со сверхъестественной скоростью замелькали этажи, перекрытия, коридоры, беспорядок. Через пару секунд он врезался ногами в груду книг так, что книги веером разлетелись во все стороны и с проклятиями соскользнул на пол. Сверху прилетел фонарик и пришелся аккурат по синяку на плече. Михаил взревел от боли и с ненавистью посмотрел в проем тайника. Там, на далеком расстоянии, был квадратик темнеющего неба, моталось эхо от крика и мелкой пудрой просачивался дождь.
Яран по-прежнему сидел за столом и быстро писал. Он даже не обернулся. Между стеллажами бродил Лещь и что-то бубнил под нос. На Михаила они не обращали никакого внимания.
— Ну и доми-ище! — протянул Михаил, быстро вставая на ноги. — Не дом а кавардак.
— Ты был на электростанции? — спросил Лещь. Он смотрел на Михаила через амбразуру отодвинутых книг на потолке и что-то вкусно жевал.
— Ага. И ноги видел.
— Какие ноги? — спросил Яран и бросил писать.
— Обыкновенные, — сказал Михаил — подошел к полкам в углу хранилища и стал быстро просматривать книги, наклоняя голову и читая надписи на корешках.
Лещь обалдело следил за его манипуляциями, перестав жевать, потом быстро вышел из-за стеллажа и подошел к Михаилу.
— Откуда там ноги? — спросил он.
— Ты меня спрашиваешь? — громко спросил Михаил.
— Нет. Это вопрос для всех. Не должно быть там никаких ног.
— Но они были, — произнес Михаил, вытащил книгу, быстро пролистал, захлопнул, поставил на место и посмотрел на Леща. — Были. Толстые, волосатые, рыжей шерсти.
— Что-то мне это не нравится, — проговорил Лещь, усаживаясь на стул в углу. — Не должно здесь быть никого. Все же ушли.
— Но ведь ты точно не знаешь, — подал голос Яран. — Вполне возможно, что кто-то на время остался в катакомбах, а потом вышел на поверхность.
— Не понимаю, — сказал Лещь и сунул в рот комок гриба. — В катакомбы люди лезут только при пожаре или от психов. — А тут… Ничего не понимаю.
— Разберемся, — заверил его Яран. — Еще полпачки осталось. — Он кивнул на стопку синих папок. — Здесь как раз должны быть самые последние записи.
В коридоре загремело по полупустое ведро, покатилось, сорвалось на лестнице и загремело вниз, на первый этаж. Лещь дернулся, свалился со стула и с ужасом посмотрел в дверной проем. Так медленными клубами двигался черный дым. Все почувствовали запах горелой резины и, кроме Ярана, сморщились. Лещь, впрочем, сморщился от страха. Яран быстро встал из-за стола, вышел из комнаты и гулко стал топтать там что-то мягкое.
— Кто тут оставил свечки? — спросил он из-за стены. — Я же говорил: не жечь. Лещь?
— Да ничего я не жег! — крикнул Лещь. — Просто там темно, хоть нос зажми, ничего не видно.
— Свечка догорела и подожгла ведро с краской, — объяснил из-за стены Яран. — Это не теняки, успокойтесь. Просто ведро отклеилось от пола и покатилось на лестницу. Что значит выражение «хоть нос зажми», Лещь?
— Очень темно, — пояснил Лещь.
Яран быстро вошел, неся на вытянутой руке дымящийся кусок белой эмали распахнул форточку и выбросил эмаль за окно.
За окном наступила непроглядная тьма. Громко звенел дождь, вспыхивали и гасли разноцветные молнии. Михаил посмотрел на браслет. Экран показывал десять часов вечера местного времени. «На Земле сейчас полдень», — с тоской подумал Михаил. Яран закончил писать и мирно дремал, положив голову на спинку стула и всхрапывая спросонок. Лещь читал, уютно устроившись на верху складной лесенки под лампой. Пахло подгнившим деревом, старой бумагой, документами и тушенкой. В соседней комнате строго взирали распахнутыми дверками пустые сейфы и несгораемые шкафы. Было тихо.
Михаил внезапно подумал, что вот здорово было бы, если бы они собрались вместе: он, Яран, Лещь, Октар, дядюшка Терн, Гаан. Они бы тогда сразу поняли, что к чему, разобрались без всяких архивов, в этом Михаил был уверен. Они бы нашли жителей, вернули их в дома, помогли бы им устроиться, и зажили бы они все полнокровной и интересной жизнью. А его бы, Михаила, подобрал какой-нибудь исследовательский звездолет, он бы вернулся на Землю… Но стоило открыть глаза, и действительность заливала черной краской и без того темное будущее, вспыхивали белым светом многоэтажники, подпирая могучими плечами тяжелое и грозное небо. Оставалось надеяться.
Лещь, не отрываясь от книги, произнес:
— Ты знаешь, Миша, а ведь я так и не активизировал вышки. Помнишь, я сказал, что пора кончать, что все равно лес заберет свое, помнишь? Я ведь ерунду тогда говорил, ничего не соображал, совсем свихнулся от страха. Безмозглый я дурак! Ну зачем я оставил вышки?
Михаил промолчал. Он не знал, что сказать.
— Кроме меня и вас здесь никого нет (Михаил удивленно поднял брови). Никто не поставит активаторы в нужное положение. Никто! И город рухнет…
Лещь захлопнул книгу, бросил на полку и, упершись локтями в колени, с силой провел ладонями по лицу.
— Все образуется, — сказал Михаил. — Ты просто устал. Ты боишься. Завтра же мы найдем эти вышки, и ты все сделаешь, хорошо?
— Хорошо-то хорошо-о… — Лещь спустился с лесенки, сложил ее и прислонил к полкам. — Только… — Он неуверенно посмотрел на Михаила. — Это ты правда насчет ног на станции?
— Ну… да, — запинаясь ответил Михаил. — Может даже и показалось. Не обращай внимания, — сказал он ласково. — Никто нас не обидит, потому что никого нет. Все в порядке.
— Мне бы твой оптимизм, — вздохнул Лещь, притащил из соседней комнаты полосатый матрас, улегся около стеллажа и закрыл глаза.
Михаил посмотрел на товарищей. Яран громко сопел, и в такт дыханию топорщился и мягко разглаживался гребень на макушке. Под мощным спинным панцирем размеренно колыхались жабры и вздыхали, как кузнечные мехи. Лещь лежал в ужасно неудобной позе человека, которому только что свернули шею. Во сне он тихонько постанывал и иногда резко перекатывался на другой бок, с размаху
