ударяясь позвоночником в стеллаж, угрожающе раскачивая над собой книги. Михаил смотрел на них обоих. Это же было недавно, совсем недавно…
…Они долго брели по Великой трясине по колено в вязкой растительной жиже, и при каждом шаге ил под ногами прогибался, вжимая в глубину утонувшие большие листья, а по поверхности разбегались круги ряби, тяжело раскачивая ряску, пышные розовые кусты, из которых осторожно выглядывали болезненного вида улитки без раковин и дикие яркие лягушки. Корни цепко и крепко хватали за обувь, и у Михаила каждый раз замирало сердце, потому что впереди вот уже третий раз высовывался волосатый выпуклый глаз на голенастой ноге, похожей на перископ подводной лодки. Михаил ни разу в жизни не видел настоящего брюхонога, но Октар одно время все уши ему прожужжал, описывая глубинное чудовище. Он рассказывал ужасные вещи. Трясина имела несколько уровней, разгороженных толстыми пластами ила, листьев и прочей гнили, в которых все дальше от поверхности обитали «разные ужасные твари». Октар таинственным шепотом рассказывал, что брюхоноги набрасываются не сразу, они долго выслеживают жертву, заставляя вилять мелкую живность у ног и пугая, потом резко набрасываются из воды. Михаил не очень верил. Лучше один раз увидеть… А лучше вообще не увидеть.
Они нервничали. Яран все поторапливал, а когда Михаил раздраженно спросил, в чем дело, Яран сказал, что весь ил, по которому они прошли, исчез, и теперь там порядочная глубина. Было страшно.
Скоро они вышли на гать. Гать была широкая и бесконечная, над ней в изумрудном тумане летучей паутины нависал лес — огромная бесформенная масса ветвей, листьев, стволов, напрочь закрывающая солнце, пестрая зеленая маска на лице планеты, скрывающая что-то загадочное, уродливое, что может не понравиться. А потом гать перед ними взорвалась, обдав водой, мокрой землей и ветками, и они увидели брюхонога, здоровенного, с глазами на прутиках и пучком щетинистых узловатых ног на жирном брюхе. Михаил не запаниковал. Он просто не успел среагировать сознательно. Он просто взял карабин и стал стрелять. Запахло жидкой взрывчаткой, горячие пустые гильзы с шипением сыпались в болото. Яран взорвал брюхонога гранатой, украденной у пещерников. Долго они потом не могли очухаться.
Через месяц они достигли края исполинской котловины, перешли через горную цепь и через неделю увидели город.
Леща они нашли позже. Михаил плохо запомнил этот момент, но он точно помнил, что встреча братьев по разуму не была веселой и радостной. Абориген сначала испугался, потом разозлился. Очень было трудно наладить с ним контакт.
Лещь был молчаливым и замкнутым. Он упорно молчал. Как же они смогли найти общий язык?..
Дом задрожал ровно в полночь. Михаил дремал на стуле, низко опустив голову, Яран лежал локтями и головой на столе. В странной позе замер Лещь, избито скорчившись на матрасе. Все было тихо и спокойно. И тут началось.
Михаил проснулся первым и вскочил. Обстановка была крайне напряженной: пол под ногами ерзал, как при бортовой качке, шатались стены, с полок падали книги, а из недр дома доносился далекий рокот, как при извержении вулкана. Яран тоже проснулся и тихо спросил: «Что там у вас?» Лещь спал как ни в чем не бывало. Михаил бросился к окну. Там все так же клокотал ливень, прозрачные волны заливали площадь и холодно светились уличные старинные фонари. Но что-то еще было необычно, и Михаил никак не мог понять, что. Дом ходил ходуном, и творилось что-то невообразимое.
Яран вдруг бросился вон из хранилища, побежал по коридору, что-то упало на пол, словно вязанка дров, зазвенела отлетающая банка из-под краски. Михаил потянулся к выходу, но тут его встряхнуло, и он понял, что лежит у самого порога, а вокруг с треском лопается штукатурка. Он остервенело выглянул в коридор. Там в слабо освещенной темноте шевелился Яран и пытался встать, но все время соскальзывал. Вокруг него катались мятые банки и дрожали деревянные бруски. Скрипя, раскачивалась лампа.
Первой мыслью было, конечно — землетрясение. Михаил уже намерился схватить Леща с Яраном и тащить вон из дома, но библиотека вдруг успокоилась и затихла. Это было настолько неожиданно, что он не остыл еще от звона и грохота в голове, взял за локоть Леща и остановился. Лещь проснулся, буркнул: «Ну чего?» — и перевернулся на другой бок. Медленно в дом возвращалось потревоженное спокойствие, перестала качаться лампа, строго замерли стеллажи.
Вошел Яран, весь в краске, и угрюмо сказал:
— Не нравится мне это все, Миша. Не нравится.
Он тяжело плюхнулся на стул и стал ворочать ногами штукатурку под столом. От шороха проснулся Лещь, повернулся к ним, сонно жмуря глаза, и проворчал:
— Ну чего вы тут шумите! Дайте людям поспать.
Когда он захрапел, Яран предположил:
— Может, это действительно землетрясение?
— Да нет, — сказал Михаил и вдруг оживился. — Слушай! А что, если электростанция…
— Не знаю, Миша, не знаю.
— Да, вряд ли, — сокрушенно произнес Михаил.
— Завтра разберемся. Как это ты говорил, утро вечера…
— …мудренее, — договорил Михаил.
— Именно.
Михаилу вдруг так страшно захотелось спать, как никогда в жизни. Ничего уже больше не хотелось. Хотелось только упасть на пол, прямо на паркет, свалиться без сил и забыть обо всем. Он, не мешкая, лег на расстеленную куртку, подложил под голову мягкий теплый двухтомник и мгновенно заснул. А в окно звонко стреляли капли, и стучал не то град, не то костяшка длинного худого пальца.
Глава десятая. Люди и нелюди
Утро было обычным: мутно-серым, мокрым и унылым. Дождь, не переставая, стоял над площадью сплошным водяным занавесом. После вчерашних приключений в голове остались внутренности подземелий и неясное неприятное сознание чего-то странного и необратимого. Даже не хотелось смотреть в окно, настолько все стало плоским и равнодушным. Михаил отошел от подоконника и продолжил чистку оружия.
Яран предложил сделать глубокую вылазку в город и попытаться поискать жителей. Лещь отнесся к этому без энтузиазма, но сильно и не возражал. Он только проворчал: «Глупая затея». Тогда они вдвоем отправились искать консервы (Лещь таинственно намекал все утро про тайники-холодильники), а Михаил, чтобы не бездельничать, решил привести карабины в порядок.
В коридоре забубнили голоса. Был отчетливо слышен звон цепей, глухое бормотание и покашливание. Михаил насторожился. Яран прислонил к стене сумку с консервами и бутылками и сел за стол. Следом за ним вошел угрюмый странный мужчина, чем-то похожий на горца. Михаил удивленно поднял голову. Это был крепкого телосложения абориген, одетый в продранную на плече болоньевую куртку, темные штаны и что-то вроде сапог из толстой кожи, заросшей длинными рыжими волосами. На носках «сапог» лаково блестели черные звериные когти. Лица аборигена было почти не видно за густой черной бородищей веником. К ногам широкими кольцами были прикованы оборванные ржавые цепи и при каждом движении болтались и гремели.
Абориген, не стесняясь, сел на полосатый матрас и мрачно оглядел присутствующих. Он явно чего-то не понимал и требовал объяснений, кто они такие, откуда взялись и когда, наконец, уберут эти проклятые цепи.
В дверном проеме медленно возник Лещь, оперся о косяк плечом, сочно жуя, и посмотрел на бородатого. Бородатый зыркнул на него стальными колючими глазами, как паук из норы, и сказал что-то вроде:
— Н-ну?
Михаил осторожно поставил карабин рядом, прислонив к ножке стула, и спросил Ярана:
— Кто это?
— Не знаю, — сказал Яран и вздохнул. — В подземелье нашли. Сидел в камере, цепь раскачивал.
