стуле и пытался унять дрожь в руках. Света не было, и в темноте было видно, как мотается огонек сигареты в трясущихся пальцах. Потом он торопливо затянулся, сбил пепел, высекая искры, и устало произнес:
— Ну что ж, спрашивайте.
Никто его не хотел спрашивать. Михаил его понимал, значит, наполовину оправдывал. Мешали только мелочи. Он знал, что Ларди хороший человек. Умный, воспитанный. Он даже мог ему помочь, но очень мешали мелочи, дохленькие жалкие вопросы, огрызки гуманизма, из-за которых всем было неловко, было трудно, почти невозможно посмотреть ему в глаза. Михаил ужасно боялся, что увидит в них кричащий упрек и самоуничтожение.
— Ну что ж, — сказал Ларди. — Раз никто не спрашивает, расскажу я сам. Теняки — это не сказка, не досужий вымысел, как вы убедились. Признаться, я сам долго не верил. Но потом прочитал книгу, где один авантюрист якобы побывал в логове этих теняков и все про них разузнал. Многое там преувеличено и просто наврано. Но можно сказать следующее… — Он затянулся, раздавил окурок на подоконнике и прокашлялся. — Значит, следующее: теняки — это копии ушедших из города людей, можно даже сказать, души. Основное правило, по которому жил и живет город, это постоянное количество людей. Если человек умирает, на его место приходит его собственная тень. Вот… — Ларди вздохнул. — Если человек рождается, тень, наоборот, исчезает. Раньше правительство как-то пыталось регулировать рождаемость и смертность, но потом началась неразбериха, переворот, и стало не до этого.
— А если рождаемость выше смертности? — спросил Яран. Он сидел за столом и что-то рисовал на бумаге.
— Этого просто не может быть.
Ларди замолчал. За окном было тихо и сумрачно. Дождь на какое-то время перестал. На площади лежали большие спокойные лужи, и в них отражалась пушистая пленка черно-синих туч, затягивающих небо. Солнца почти не было видно.
— Теняки бесплотны, — неожиданно сказал Ларди. — Их невозможно убить ни ножом, ни пулями, ни кислотой. Единственное, против чего они бессильны, это огонь. Теняков жгли на протяжении всей истории города, так как они представляли собой все плохие качества человеческой личности. Это свойство людей у нас называется «отбрасывание тени». Теняки могли запросто выпустить газ из плиты, и тогда человек, зажегший спичку… Но это крайне редко. Беда в другом. Беда в том, что они ведут к уменьшению населения и, соответственно, к увеличению самих себя. Они стремятся завладеть городом…
— …уничтожив людей, — подсказал Яран.
— В том-то все и дело, что нет, — вздохнул Ларди. — Люди не умирают — это главное. Существует теория матричного строения. Где-то в городе есть место, где хранится ровно двести тысяч матриц. Они абсолютно одинаковы, и при рождении человека каждая матрица начинает развиваться. При смерти матрица заполнена теняком. Теняк освобождается, и человек «отбрасывает тень».
Михаил лихорадочно соображал. Теняк — это просто отрицательный заряд человеческого мозга. Вернемся к тенякам. Значит, теняк — это минус. Матрица — заряд положительный.
Личность развивается и каким-то образом накапливает минус, и в конце пути этот минус… Постойте- ка, а что же до этого находится в матрице? Пусто. Заряд нейтральный, наверняка. И когда теняк попадает в матрицу, почему-то остается один минус. Куда же исчезнет плюс? Плюс, плюсик… Либо он существует отдельно, вне матрицы… Точно! Он живет вне матрицы, а когда теняк освобождает место, в матрице уже плюс — фундамент новой личности. Как электрический ток в полупроводниках. И так бесконечно. Но. Есть одно маленькое «но». Процесс происходит непрерывно. Причем беспорядочно. Почему-то нет системы. Вернее, есть, но нет пока какого-то звена… Звенья… Цепочка… Связь цепочкой…
Михаил почувствовал, что близок к разгадке, не хватает еще немного, вот столько, мелочи, но его окликнули. Михаил очнулся. Все смотрели на него.
— Миша, — сказал Яран. — Ты что-то знаешь?
Михаил помотал головой.
— Знает, знает, — с прищуром смотрел на него Корчидон. — Вон, рожа-то как светится.
— Подождите, подождите, — сказал Михаил. Он все еще пытался что-то найти, нащупать, но вдруг понял, что сбился. — Я сбился, — сказал он сурово. — Меня сбили. По-моему, это свинство.
— Что такое «свинство»? — спросили все чуть ли не хором.
Михаил внутренне сплюнул. «Сам разберусь,» — подумал он.
— У меня есть предложение, — сказал Лещь. Он сидел на столе и, как мальчишка, болтал ногами. — Давайте поедим все обсудим. А то на пустой желудок думать… Не дело.
— Это да, — произнес Корчидон с огромным оживлением. — Вот это правильно. Вот это вовремя.
Обедали молча. Потом Яран спросил Ларди:
— Ларди, а вы не знаете, что такое сыпь?
Ларди собрался ответить, но Корчидон его перебил:
— Знаю, конечно. Это такие пятна на руках, когда объешься фруктов.
Учитель наставительно произнес:
— Во-первых, сыпь бывает не обязательно от фруктов. Может быть аллергия и на конфеты, и на некоторые овощи. На лекарства. Во-вторых, Корчидон, спросили не вас. А в-третьих, Яран… В городе существовало множество слухов о так называемой сыпи — нечто, напрямую пожирающее людей. Это всего лишь слухи. Наверное.
— Странно, — сказал Яран. — Я пролистал несколько папок ваших летописей (Ларди Тоду удивленно поднял брови)… Да-да, дневниковых записей, в которых было множество примеров нападения на людей какой-то сыпи.
— Может быть. Я, честно говоря, не знаю, — признался Ларди.
— Я вам покажу. — Яран встал из-за стола и убежал в соседнюю комнату, где принялся открывать и раскрывать пустые сейфы, ворошить папки и шуршать бумагами.
— Странный он какой-то, — шепотом сообщил Корчидон и покосился на дверь. — Это зверь?
— Нет, наверное, — произнес Ларди Тоду. — Ведь он мыслит.
— Ну это в конечном счете ровно ничего не значит, — возразил Лещь. — У мохоедов тоже есть мозги.
— Какие мохоеды? — презрительно вопросил Корчидон и пошевелил бородой. — Твои мохоеды — тьфу! А он все-таки…
Послышались шаги, и они замолчали.
— Вот! — сказал Яран и тряхнул солидной пачкой папок, из которых посыпалась живность. Он положил их на стол перед собой, сел и стал читать:
«День двенадцатый третьей лунной фазы. В Говорящем квартале произошел странный случай. Как сообщили жители, несколько людей исчезли, окутанные непонятной пылью. Прибывшая на место происшествия комиссия, состоящая из…» Та-ак… «ничего не установила». Дальше. «День четырнадцатый третьей лунной фазы. Снова в Говорящем квартале исчезло несколько человек. Очевидцы разом утверждают, что их проглотила розовая пыль». — Яран всех оглядел и напомнил: — Это самые последние записи. Читаю дальше. «День тридцать восьмой третьей лунной фазы. Творится что-то невообразимое. Куда-то ичез квартал Стариков. В домах абсолютно никого нет, полный разгром. В городе объявлено военное положение. Введен комендантский час. День тридцать девятый третьей лунной фазы. Толпы беженцев. Разбит президентский лимузин (Корчидон криво усмехнулся). День сороковой третьей лунной фазы. Полгорода исчезло. Что-то ужасное…» На этом записи обрываются. — Яран сложил папки рядом и торопливо доел мясо.
После обеда каждый стал заниматься своим делом. Яран и Ларди Тоду уселись за книги, Михаил решил проверить снаряжение, все что осталось от первого месяца его робинзонады, а Лещь с Корчидоном сказали, что уйдут ненадолго. Так прошло полчаса. Первым вернулся Корчидон, неся на плече огромный двуствольный пулемет, с грохотом положил его в угол и стал проверять, все ли у него на месте. При этом он чем-то пощелкивал, позвякивал, и пулемет начинал лязгать, масляно отсвечивая рубчатыми стволами.
— Отличная машинка! — сказал Корчидон, любовно поглаживая металлический кожух. — Это не то, что твой карабин.
И в этот момент они услышали крик.
