— В чем? — Тьмовский скрежетнул зубами. — Да хоть бы в том, что из-за этой дряни рухнул обширно задуманный план… На Пузыреву угробили огромные средства, на нее возлагали надежды… Обманула, расчувствовалась, и… Словом, три года назад эту Аннету, Джулию и пр. сбагрили, как ранее судимую, к нам. С диагнозом: «Острое отравление опиатами». Усмотрели в этой шлюхе перспективную единицу. Прикрепили лучших специалистов, поместили в привилегированный летаргический пансионат. А после него заслали назад, на Землю, запрограммировав на внедрение Спида. По контактам с особями магометанского, индуистского и буддистского вероисповеданий. Спрашивается? Чем не жизнь? Сопи в две дырки, да внедряй потихоньку новинку. Так нет! Мало показалось наших отчислений, умудрилась схлестнуться с каким-то шейхом — мультимиллионером, на должность первой жены напросилась. Выбила визу. Поехала к нему. Ладно! Мы и на такой компромисс согласились, лишь бы дело не пострадало. А эта мартышка, вместо того, чтобы благодарно трудиться на уготовленной в аду ниве, начала беситься с жиру. В Европы ее, видите ли потянуло. Дюзнула у благоверного коллекцию брюликов и мешок героина. Сказалась, что в Париж за тряпками летит, а сама прямым ходом не в Париж — к приятельницам, а в Лас-Вегас. Ну и само собой разумеется: дым — коромыслом, шампанское — рекой, альфонсы — батальонами. Рулеточкой увлеклась. И — попала. На приятеля своего мужа. Продула все, что имела, а чтобы не платить, сдала его полиции. Но здесь она просчиталась. Шейхов приятель тоже оказался из состоятельных, героиновый магнат. Откупился и в долгу не остался — выловил стерву. Упаковал в контейнер, да первым рейсом на «Боинг» и — к супругу. А шейх — юморист, но человек бережливый. Прикинул, к чему дармовому мясу пропадать? Взял и скормил Пузыреву любимым кошечкам — пумам. И вот — итог! Опять ненаглядная у нас. Только теперь летаргический пансионат отменяется… Реставрации для Земли не подлежит… И так уйму денег затратили впустую. Ну, что стоишь, идиотка? Ступай в коридор. Жди…
Пузырева, боясь навлечь на себя лишний гнев Главного Круторога, во время монолога сдерживалась из последних сил, не давая волю слезам, но, услышав последнюю фразу Тьмовского, безудержно разрыдалась и, едва переставляя ноги, двинулась прочь. Но выйти из кабинета не успела. В дверной проем вломился затянутый в черную с золотыми галунами и позументами форму, статный усатый черт. Не проявляя должной галантности, он небрежно оттолкнул «даму» и, задев янтарными рогами дверной косяк, ступил в комнату.
Пузырева, оборвав рыдания, истерически взвизгнула и пробкой вылетела в коридор.
Борцовского телосложения черт щипанул лапой густой ус и вальяжно промычал:
— М-мое Вам… — и, выделив Владимира Ивановича взглядом, раскланялся. — Позвольте представиться. Адъютант Наитемнейшего, старший мракобес Злыднев-Шкуродерский.
Демон прошагал по паркету и, будто случайно, врезался возвышающимися надо лбом украшениями в жалобно зазвеневшую осколками хрустальную люстру. Он ухмыльнулся и, склонившись к уху Ахенэева, произнес мягким баритоном.
— Для друзей можно просто — Алик…
— Послушайте, Злыднев, — взревел спровоцированный на скандал начальник Чертоломов. — Что за бесцеремонность? Врываетесь, хамите, люстру — чуть ли не в дребезги…
— Ха… — адъютант спесиво посмотрел на Тьмовского, перевел вязкий взгляд на архангела Гавриила. — На мне креста нет! Мне — дозволено!..
Старший мракобес выхватил из-за пазухи спецпакет и протянул влипшему в стену святому. — Вот кому надо молиться на крест Господен, а не тешить свое хобби при закрытых дверях… — И под аккомпанемент вновь зазвеневшей люстры добавил. — Потом прочтете. А сейчас собирайтесь. Через десять минут аудиенция у Наитемнейшего. Я сопровожу…
Четверка не уступающих статью адъютанту чертей, но с меньшим количеством золота на мундирах — почетный эскорт, взметнув на плечи алебарды, застыла вдоль стен.
— Двое — с тылов, двое — прямо по фронту. Шагом марш! — Уставно скомандовал Алик, и черти, перестроившись в каре, с оружием наперевес, загромыхали копытами. Владимир Иванович, Злыднев- Шкуродерский и Святой отец едва успевали провожать глазами испуганных процессией обитателей Гумоса.
При виде столь грозного шествия, те в страхе ныряли в первые попавшиеся двери или же затравленно жались к панелям.
Наконец коридор закончился и впереди замаячил тупик, испещренный фосфоресцирующими символами. Стена представляла собой единый монолит, но стоило подойти к ней вплотную, раздвинулась, ударила привыкшего к серому миру Ахенэева по глазам всеми оттенками спектра.
Логово Наитемнейшего — сменяющиеся один за другим залы. Украшенные барельефами, скульптурами, картинами — в основном на тему жития местной знати — они привели спешащую на аудиенцию троицу к монументальным дверям. Дверям столь могучим, что более целесообразно было бы назвать их вратами.
Врата бесшумно раскрылись и Владимир Иванович, ощутив внезапно обуявший его ужас, увидел восседающего за огромным письменным столом крупнолобого седовласого черта. Голову беса венчали развесистые серебряные рога со множеством отростков.
Наитемнейший надменно взмахнул лапой и Гавриил с адъютантом исчезли, оставив Ахенэева наедине с предводителем Тоски, главой Гумоса.
— Садись, пришелец! — Бас Наитемнейшего был настолько густ, что, казалось, имел осязаемую плотность к, против воли, впечатал Владимира Ивановича в кресло.
Из-за стола Предводителя Тоски выползло нечто двухголовое, зубастое и когтистое. Подсунув одну из голов на колени хозяину, чудовище блаженно замурлыкало.
«Наверное, один из тех гибридов, что сожрали связного», — с дрожью подумал Ахенэев.
Наитемнейший потрепал мутанта по холке.
— Иди, Тузик, не мешай. На место!
Чудовище раззявило пасти, понятливо задышало и удалилось обратно под стол.
— Медалист. Породистый. — Тщеславно похвастался Глава и повернул беседу в нужное ему русло.
— Рассказывай, коли явился. Что выискиваешь, писака. Может тайны наши вынюхиваешь? А?… — Бас Предводителя Тоски не предвещал ничего хорошего.
«Сейчас траванет зверюгу!» — С какой-то обреченностью понял Владимир Иванович. И, словно в подтверждении догадки фантаста, из-за стола показался шишковатый хвост Тузика, нервно загулял по полу.
Ахенэев окончательно пал духом и, напоследок, помянул добрым словом верного Якова, которому в подобных ситуациях «сам черт не брат»! Яков бы сбил спесь с этого самонадеянного лося…
Дальнейшие события заставили уверовать и в телепатию, и в то, что его славный помощник, как ни крути, а все же — суперчерт! В приемной раздался страшный грохот, треск и в кабинет, чуть ли не верхом на Злыдневе-Шкуродерском, матюгаясь, въехал Яков.
— Зажравшиеся скоты! Всех разгоню, разжалую… Во что превратили Тоску, подлюки! Притусовались, сволочи, насобачились заживо шкуры сдирать… Лиходеи проклятые!
Тузику не понравился поднятый в кабинете Наитемнейшего шум и зверюга, умело маскируясь за замысловатой модерновой мебелью, пополз к горлопану.
Но Владимир Иванович заприметил маневр чудовища и, испытывая вдохновенный душевный подъем, вскочил с ногами на кресло и заблажил.
— Яшенька, родной, сзади обходят…
Яков апперкотом отправил Злыднева в нокаут и сиганул к стене, увешанной старинным оружием.
Черт вовремя сорвал с кронштейнов тяжелый меч-кладенец, рептилия подкралась и приготовилась к прыжку. Двух ударов меча оказалось достаточно, чтобы лишить Наитемнейшего его гордости — породистого медалиста Тузика.
— Яшенька! Не знаю, как тебя и благодарить, — Ахенэев потянулся к появившемуся, словно гром среди ясного неба, черту.
— Потом сочтемся, Босс…
Яков вытер о штору лезвие и подступил к струхнувшему Предводителю Тоски.
