ты йоге обучился? — Черт кивнул на чалму и набедренную повязку тщедушного старика.
— Это, сынок, тоже благодаря Данилычу. Он, когда меня в бутылку определял, грит:
— Держи, Наитемнейший, книги. Свои отдаю, из Нирваны нелегально переслали. Я в них не бельмеса не понял, сплошные каракули. Ни по русски, ни по англицки… А ты — сообразительный. На досуге разберешься.
Джин указал на стопку книг у ног Ахенэева.
— Как в воду смотрел Алексашка! Нужда заставила — разобрался. С грехом пополам. Книги-то индийские оказались… Здорово они меня выручили! Не будь под рукой этих самоучителей — точно бы сдох! А так, — старик с нежностью огладил взором переплетенные в кожу тома, — начнешь медитацией[25] заниматься, глядь — 50–80 лет проскочило.
И, обращаясь сразу к обоим:
— Если не секрет, уж не к думным ли болярам за советом поспешаете? Сколь их помню — муть голубая. Переливают из пустого в порожнее, бьют баклуши и — никаких делов.
Яков заливисто рассмеялся.
— Эх, старина, старина! Совсем ты отстал от времени. В Мафию мы летим! А бояр вот уже лет двести как нет.
— Это еще что за Мафия? — Йог заинтересованно придвинулся к Якову, приложив ладонь к волосатому уху, чтобы лучше слышать.
— Министерско-административный факультатив института ясновидящих.
— Факу — что? — Переспросил старик, — Не понял, родимый. Ушами ослаб.
— Фа-куль-та-тив! — По слогам повторил черт. — Ясно?
— Ясно, ясно… Ишь, как лихо закручено! И за что ж так их, сердешных, обзывать стали. Раньше помягчее обходились, псами да трутнями именовали, жалеючи. Да-а, все течет, все изменяется… Внешне. А суть — одна. Не то ценно, как назовут, а — кто ты есть на самом деле…
Деда распирало желание разузнать о произошедших за время его забутыления изменениях.
— А что, сынок? — Опять обратился он к Якову. — Чай на Земле опять реформы? Давечи посмотрел я, какую нахлобучку Вы моему преемнику учинили. Кажись, плачет по нем бутылка… А?…
— Как знать, старче, как знать… — Яков окунулся в выцветшие глаза «старика Хоттабыча», помолчал и, ни к селу ни к городу, с неожиданной подковыркой, поинтересовался:
— Дедуля! Сколько не маракую, одного не могу понять… Вот ты, вроде бы, чародей, да и в магии понимаешь маленько, и по нонешной должности тоже, не подарок, — джин! Так как это могло случиться, что при таких способностях — из простой бутылки досрочно не выкарабкался?
Приверженец дзена[26] почесал пяткой лоб, жалобно скривился и распустил нюни.
— Что от их проку-то, от способностев, коль стекло — экранирует! — Экс-Наитемнейший хлестанулся непонятно откуда пойманным словцом. Старикашка встал, припал глазами к «экрану» и объявил:
— Кажись, сынки, подлетаем. — Он захлопал белыми ресницами. — Ох, и понастроили за три века: сплошь башни Вавилонские… Куда прикажете приземляться?
Яков тоже впаял рыло в стекло, высматривая подходящее для посадки место.
— Давай, дед, во-он в то окно сквозанем. Попадем, как говорится, с корабля на бал. Прямо на очередное заседание Мафии.
Старичок согласно кивнул, пролопотал какое-то заклинание и — бутылка, заложив крутой вираж, влетела в набитый до отказа актовый зал.
В зале творилось что-то невообразимое.
Шли прения. И, понятно, больше всех упрел докладчик, безуспешно старавшийся увернуться от града несвежих продуктов, порожней тары. Пытающийся утихомирить, переорать бушующую стихию аудитории.
Среди этой, накаленной до предела, атмосферы появление лишнего неопознанного гастрономического объекта с путешественниками осталось незамеченным.
Бутылка уклонилась от рассекающего со свистом воздух яйца, по всей видимости, тухлого, и со звоном впечаталась в стену за спинами находящихся в президиуме.
— Сестра! Поаккуратней с ампулами… Приведите дополнительную инъекцию аминазина.
Окружающий мир предстал в натуральной, озвученной полноте. Члены президиума, скорчившиеся от обстрела за креслами, не обратили внимания на трех, невесть откуда взявшихся, субъектов.
— Тр-рах! Ба-бах! О-ой! — В бровь Якову угодил гнилой помидор.
— Воздух! Ложись! — Истошно завопил он и распластался по сцене.
Владимир Иванович скорехонько последовал примеру черта. Старик же никак не мог прийти в себя — стоял, как памятник, демонстрируя залу истощенные многовековым воздержанием чресла.
— И он еще разглагольствует о каком-то равенстве! — Зычный голос перекрыл вой и улюлюканье толпы. К трибуне продирался какой-то Фан Фаныч — сутулый белоголовый мужчина в черном строгом костюме, при галстуке и со значком депутата. Впрочем, весь зал был заполнен подобным же образом одетыми грешниками. Исключение составляли лишь обособленные группки, облаченные в парадные мундиры и френчи без погон. Обстрел прекратился. Мужчина с зычным голосом и небольшим росточком взобрался, наконец, на возвышение, занял место предыдущего оратора.
О каком строительстве, о каких славных делах ратовал он? В чем его заслуги? Воздвиг при жизни монумент из собственного Я! Написал под диктовку земельные мемуары! Нечего сказать — герой! Самоутвердился, самовозвеличился… Создал ажиотаж вокруг самого себя… А о народе — забыл. Феникс нашелся, извините за выражение…
Выступающий плавно повел рукой в сторону Экс-Наитемнейшего, спустился с трибуны, полуобнял старика, выдавил скупую слезу и громко поинтересовался:
— Хочешь кушать, дедушка?
Ошалевший древнежитель, так и не отошедший от столбняка, подавленно кивнул, сглотнув набежавшую слюну.
— Благодарствую на добром слове… Почитай, какую сотню лет маковой росинки во рту не было… Не пимши, не жрамши…
Оратор выдержал эффектную паузу, оглядел притихших грешников. Затем порылся в карманах, вытащил что-то, завернутое в газетку.
— На, полноправный член Общества, подкрепись бутербродом с дешевой, общедоступной колбасой сырого копчения.
Широкий жест, с которым он протянул Экс-Наитемнейшему сверток, не оставлял сомнения в том, что это человек не привык раздавать награды направо-налево…
— Иди, дедуля, иди. — Шепнул он старику.
Сутулый лунь вновь забрался на трибуну. Повис над залом.
— Друзья! Коллеги! Соратники и члены одного круга! Мы собрались в этом зале для того, чтобы решить окончательно, раз и навсегда, — кому возглавлять завтра Мафию? Наши правители отвергают существующую на земле практику предвыборных кампаний. Каждый кандидат на пост ректора должен не только словами, но и поступками доказать, что он достоин возглавить факультатив. Я предлагаю избрать ректором — меня! Обещаю заботиться о Вашем благе так же, как только что позаботился об этом изможденном старике, представляющим национальное меньшинство. Ведь главная цель Мафии — забота о хлебе, о пище не только духовной, но и телесной…
Яков повернулся с пуза на спину и восхищенно простонал.
— Вот это заезд! Сунул деду засохший бутерброд, а базу подвел под весь четвертый круг. Политик!
А оратор, тем временем, продолжал словесную саморекламу. Он бросал в лицо слушателям воспламеняющие фразы и закончил витиеватую речь тем, что предложил голосовать, не дожидаясь выступления других претендентов.
Зал опять забурлил и председателю президиума стоило большого труда унять разбушевавшиеся
