— Издеваешься, да? — Яков мусолил обшлаг костюма. — Попутал с тобою Антихрист и — посыпалось: то рог отшибут, то чуть не в лепешку…, то сожрать зарятся… А теперь, — черт пуще прежнего залился слезами, — достукался: мамкой данного хвоста лишился!!
Ахенэев удивленно заглянул в яму.
— Не понял? Где же он?
— Где, где… А у тебя сзади, что болтается? Веревка, что ли?
Владимир Иванович задержал дыхание и несмело запустил руку за спину. Так и есть, он самый… Но управлять функциями столь необычной конечности фантаст, понятно, не умел, а потому, протянув его между ног, с неприкрытым отвращением помял в пальцах.
— Яша, а это действительно твой хвост? — Ахенэев попробовал отделить от тела чью-то, не совсем удачную, «шутку» и только, в который раз почувствовал знакомую, рвущую задницу боль, осознал, наконец, что хвост-то прирос намертво! Вот тебе и радикулит…
— Ты что из меня дурака делаешь? Иль самому понравился, так решил мозги покомпоссировать? — Лютая ненависть внезапно послышалась в Яшином голосе, но тут же надломилась, сварьировала на гундосый щенячий визг.
— Мой хвост, мой!! Можешь проверить — у самой кисточки пролысинка, след ожога.
— Что ты мелешь!? — Владимир Иванович не знал, что и делать. — Да мне эта прилада, как собаке пятая нога!
Фантасту стало дурно.
— Как быть, Яшенька? Как я на Земле покажусь-то? Да и у тебя, не в обиду сказано, без хвоста, видок ущербный… И вообще, где мы находимся и что это все означает?
Черт прекратил рыдания, правильно рассудив, что слезами горю не поможешь. Тихо ответил:
— Мы находимся как раз там, куда и планировали попасть: в Богеме, в пятом круге. А вот каким макаром оказались в этом бедламе, убей — не знаю! Но, клянусь памятью покойного дедушки Люцифера — разберусь. И не завидую тому гаду, кто сотворил подобное…
Что сделает Яков с гадом, Владимир Иванович лишь смутно догадывался, но тон, каким черт произнес эти слова, не оставлял сомнения, что сатисфакция неминуема.
— Надо отсюда побыстрее выбираться, босс, да с Эдиком на связь выходить. На него одного надежда…
Ахенэев не меньше черта был удручен случившимся. Бесхвостых грешников в аду — пруд пруди, а вот хвостатый писатель, пусть и фантаст — это катастрофа! На признание, а тем более, популярность, можно рассчитывать, разве что, в качестве живого экспоната.
Яков адаптировался, переборол депрессию и даже постарался подбодрить Владимира Ивановича.
— Выше голову, босс! На хвосте свет клином не сошелся. Не мытьем, так катаньем, а восстановим все в лучшем виде. Ампутируем хвостишко, глазом моргнуть не успеешь. Отрезать — не пришить. А вот мне-то каково?… Так что, потерпи с хвостом. До шестого круга. Там по этой части мастаков, как на собаке — блох. У тебя отхватят, а мне — жилка к жилке, сосудик к сосудику, подгонят…
Судя по тому, что взрывы на эстраде участились, ожидался сногсшибательный номер. Слушатели радостно загалдели, придвинулись к эстраде.
— Босс! Ну-ка протри очки! Узнаешь, кто там мочит капканы? — Яков взахлеб ликовал. — Во, отчебучивает!
Опутанный проводами, на сцене загуливал Тьмовский!
Выхватив у одного из длинноволосых гитару, он охаживал налево и направо как конферансов, так и музыкантов.
Для окружающих появление очередного исполнителя со столь экспрессивной манерой поведения, метавшегося в бликах прожекторов и наседавшего на рокеров, воспринималось как оригинальный стиль самовыражения, как своеобразный запев. Толпе была неведома истинная причина его появления на подмостках.
Эдику же было не до музицирования: Тьмовский замотался вдрызг, разыскивая пропавших без вести Ахенэева с чертом. И, в случайно подвернувшемся под лапу микрофоне, он осененно углядел как раз тот случай, когда от ниточки разматывается клубок…
— Я-а-ш-а-а! Где-е ты! Отзо-вись!
Колонки и усилители преобразовали и без того не слабый бас Эдика в стодецибельный шквал.
Яков мигом выскочил из окопа и во всю силу легких завопил:
— Э-эдик! Мы — ря-адом!
Ахенэев поддержал крик.
Однако, пробраться сквозь спрессованную толпу грешников оказалось непросто. И скитальцы, ради воссоединения, предприняли единственный верный ход.
Яков нырнул обратно в окоп и, мощно заработав копытами, продлил его в тоннель. Владимиру Ивановичу ничего другого не оставалось, как, восхитясь в душе находчивостью черта, утрамбовывать тоннель животом, проползя по всей его длине.
…Только со сцены Владимиру Ивановичу открылись истинные масштабы окружавшего их сумасшествия. Площадь в несколько сотен квадратных километров была заселена требующими продолжения концерта, стоящими вплотную друг к другу фанатами.
— Пойдемте, друзья, пусть лабают[38] без нас, — предложил Тьмовский. Они зашли за кулисы, а со сцены прозвучало:
— Любители металла! Вас приветствует группа «Тупик»!
Заработал паровой молот и сбившийся с неведомого маршрута скорый поезд полетел под откос.
— Хочешь верь, хочешь нет, но когда я с ребятами ворвался в кабинет, вами там и не пахло! — Расхристанной походкой Эдик прохаживался перед чертом и Ахенэевым. — Куда, спрашиваю, вурдалаки, друзей подевали? Ответствуйте?!
А ректор мычит что-то членораздельное и кивает на глушенного дипломата.
Я учтиво к ангелу. А сам, как потерянный, мыслю: заглотил, поганец, а теперь — ишь, переваривает… После разгрома в Тоске, волей-неволей, прямо патологическая боязнь оказаться съеденным выработалась. Комплекс! Надо к психоаналитику записаться…
Растрясли симпатягу, сообща. Кстати, кто его так аккуратненько выхлестнул?
Яков указал на Владимира Ивановича. Тьмовский округлил глаза и продолжил:
— Оттаял, субчик. Выставил волосатые ладони и ну плести плетень! Тискает разную муру про Альдебарана, консула для красного словца упомянул, а о вас ни гу-гу. Молчок! Тогда, моргнул я необученным в дип. корпусах мальчикам, и они, в момент, этому пижону крылья в пропеллер переделали.
Откуда у него прыть взялась, за милую душу сообщил, что в пятый круг вас нультранспортировал и вновь синтезировал. И до того упрел от моей обходительности, что умудрился предложить взятку. А на кой она мне, если я на законном основании порадел о дипломате: конфисковал, и даже с наваром. Во, вишь, какая штука?
Эдик протянул Якову прибор, антеннами напоминающий веник. Множество кнопок на ручке, датчики, рычажки…
Тьмовский пожал руку Ахенэева.
— От лица 777 подразделения благодарю за содействие! — И весело подытожил. — Не иначе, вожжа под хвост попала…
— Погоди, погоди… — Черт так и эдак вертел в лапах прибор. — А не кажется ли тебе, Эд, что принцип-то передрали у Бабы-Яги?
— Об этом пока не будем… — Тьмовский отобрал веник у Якова.
— Вы лучше дальше послушайте. Конфисковал я у дипломата сверток, вскрыл при свидетелях, а в нем — геннзнаки! Оказывается, святой ангелочек-то, за определенную мзду, к себе на Альде, радиактивного протащить вознамерился!
