— И часто они так «актуально» выступают? — Спросил фантаст у своей спутницы.
— Можно сказать, каждую пятницу закатываются. А остальные дни — подготовка, процедуры, отчетность и, конечно, мемуары… Ой, — Эльвирочка впилась в запястье Ахенэева острыми коготками.
Окруженный ватагой сподвижников, голый, худющий грешник сбросил с ледащего плеча здоровенную тумбу, с усилием установил ее, превратив в пьедестал. Несколько пар рук подтолкнули истомившегося фанатика на импровизированный постамент и он замер.
На тумбе уведомляюще читалось «Голод».
Стихийно вокруг памятника забурлил митинг.
— Володя, родной, не принимай всерьез,… - Эльвирочка презрительно сморщила носик. — Этот дегенерат с год, если не больше, самовыражается. На одной водопроводной водице сидит. Считает, что создал уникальное произведение искусства. Бред сивой кобылы! Да и не он один. Подобных нудистов — сплошь и рядом. А копни подноготную: одни паразиты да приспособленцы.
— Так это голимое позерство! — Вставил Яков и задумался. — А может, своего рода таска[42]? Или понт[43] имеют?…
Эльвирочка рассмеялась над очередным ляпсусом черта.
— У истинно выдающихся личностей — а здесь и такие имеются, и в голове не уложится лицедействовать подобным образом. У них свои клубы: художников, актеров, меценатов…
— А меценатов-то с какой стати сюда занесло? — Изумился Ахенэев. — Если мне не изменяет память, все эти покровители искусств преимущественно торгаши да аристократы.
— Ну, мой милый. Какая же Богема без меценатов? Жизненные хитросплетения… Простая логика: кто захиревших, непризнанных подкармливать да подбадривать будет? Кто заступится? А психологический фактор?! Да возьми ту же Землю! Сколько ярких индивидуальностей они своими благодеяниями в гроб загнали?… И вообще: меценаты для людей искусства играют куда более важную роль, нежели лица, официально приставленные решать судьбы талантливой молодежи. Правда нам, женщинам, иногда приходится расплачиваться с меценатами не рукописями, а своим телом. Но многие из двух зол выбирают меньшее. Так что, искусство и ее ценители слились и душевно, и телесно. Я не слишком тебя шокирую, милый?
— Нет, Эллочка! Сказанное тобой не ново. Не знаю, может быть здесь несколько по-иному?… Прости, ежели не секрет, о чем все-таки говорил тот неуемный бугай в шляпе?
— О-о, милый Володенька! Это давняя история. Вернее сказать, началась на Земле, а окончилась неделю назад… Мой бывший режиссер Ацедофеленов приготовил новую программу варьете, а за то, что я так и не поддалась на его домогания, мне, как приме, всучил новую ролюшку. Номер назывался «Супер- Стриптиз». Ему показалось мало, что исполнительница последовательно заголяется перед публикой, добавил змеиный вариант. Упырь. Снятие кожи живьем, как чулок с ноги.
— Может быть, он иллюзионистский фарс обыгрывал, а ты не переспросила? Небось, факиров в Богеме, как собак нерезаных!..
— Заблуждаешься, милый! Публике подавай натуру, Пресыщены… Потом, конечно, восклонировали бы… Одним словом, послала я это лягушачье дерьмо куда подальше, а сама в Дом моделей перебралась, дизайнером и манекенщицей. Так, представь себе, Ацедофеленов не успокоился, раскопал никому не известную простушку из народного театра, которая и согласилась. Славы дурехе захотелось. А сейчас белугой ревет, да поздно, контракт-то подписан. Уже семь шкур содрала.
Владимир Иванович собрался уточнить некоторые неясности в разговоре с Эльвирочкой, но неожиданно получил увесистый удар по плечу.
Яков принял нужную, на случай атаки, позу, заводил хвостом, но обидчик босса заголосил с искренней радостью:
— Чтоб мне повторно сдохнуть! Вовка? Ахенэев?! Нет, ты посмотри, каким моднючим стал? Никак в поэты-песенники перескочил? И давно приставился, приятель? — Демонстрант, претендующий на роль друга, обдал Владимира Ивановича перегарным духом.
Ахенэеву стало немного не по себе. Одно дело, когда тебя окружают грешники, которых ты на Земле и знать не знал, за исключением фаворитов, намозоливших глаза до изжоги, по газетным публикациям и телевизионным новостям. И совсем другое, когда встречаешься с давним знакомым, с которым якшался с институтской скамьи… И в последний путь его сопровождал, и на чьих поминках не одну рюмку осушил… А ведь это только первый. Сколько же их тут, друзей и знакомых?
— Не, ты только подумай, — восторгался старый приятель, — встреча на этом свете! Тема, достойная не только описания, но и экранизации. А уж про то, что это повод для небольшого междусобойчика и говорить лишнее. Вон, посмотри…
К ним, сквозь массу митингующих, настырно пробивались, по всей вероятности, бывшие Ахенэевы знакомцы. Среди которых узнавались и дружки, и тайные недоброжелатели, так или иначе общавшиеся с фантастом.
— А ведь их и не так уж мало?! — Подумал Владимир Иванович, как-то не забивавший себе голову на Земле подсчетом покинувших мир знакомых. Состояние собственного здоровья не наталкивало на мысль о подобной арифметике. Удивило Ахенэева и то, что среди тискавших в объятиях, нашлось несколько таких, о которых при жизни и язык не повернулся бы сказать, что они грешники.
— Володька. — Инициатор встречи в смятении покосился на стоящих поодаль Яшу и Эльвирочку. — А ты, оказывается, уже и «своими людьми» обзавелся. Эльвирочку-то кто не знает? Звезда! А этого попсового черта я вижу впервые. Очень интересный типаж! Может, представишь? А потом заскочим в наш клуб. Там и побесимся по-человечески!
Владимиру Ивановичу стоило немалого труда вырваться из объятий «собратьев по оружию» и подвести к Эльвирочке и черту, как с куста свалившегося зачинщика внезапного торжества.
— Эльвирочка и мой верный помощник Яша! Позвольте представить Вам старинного друга, сокурсника, соавтора и — я не погрешу против истины, собрата-сценариста Беспардонного Веньямина Гордеевича.
Черт прочувствованно облапил руку Веньямина Гордеевича и здесь Ахенэев впервые за все время знакомства услышал, как полностью титулуется его помощник.
— Князь Загробштейн Яков Люциферович, тайный советник по темным делам, сотрудник Высшего Координационно-Исполнительного Бюро, личный порученец Антихриста. Честь имею! — И, отбросив значительность, добавил без экивоков. — Очень приятно познакомиться с старинным знакомым моего уважаемого босса. Прошу без церемоний.
Беспардоннов присвистнул — премиленькое дело.
— Потрясающе! — Усомнился он. — Это каким же макаром ты, Володька, в боссы выбился? Там, — Веньямин закатил глаза, — вроде ничего выдающегося не создал… А стоило кануть в Лету — он отпрыска самого князя тьмы в адъютанты заполучил. Про Эльвирочку я и не говорю. Будто для тебя цвела…
— Как-нибудь потом, Веня. Потом. Лучше веди в свой клуб, а то от этих лозунгов да выражений в защиту самовыражения голова не на месте. Кстати, на Земле подобный кильдим взашей разогнали бы…
— Так то на Земле, дорогой ты мой однокашник. А у нас — демократия! Хоть на ушах ходи… Не жизнь, а малина, если бы не процедуры… А что рай? — Краснобайствовал Беспардоннов. — Там, по рассказам, кисло, никуда ни плюнь, не матюкнись, не спорь — все по режиму. А чуть перегнул палку — согрешил — такое удумают, что любой ангел хуже черта обернется… Мы сейчас новую кампанию проворачиваем. Проталкиваем законопроект о замене телесно-касательных процедур на душещипательные. Вот на этом шабаше и тиснем, через надежных чертей, тезисы о необходимости перехода на новый вид терапии. По всем кругам, а не только — как это прижилось в Богеме. Да и метод проще пареной репы: килограмм селедки, килограмм гороха, литр парного молока и тройная доза левомицетина. Понятно, есть определенная закавыка и в этой новации, но — терпимо. У нас — прижилось! А кое-кто даже клизмы нелегально приобрел…
Перед мысленным взором Владимира Ивановича моментально нарисовались кряхтящие от натуги грешники и грешницы с набрякшими, в палец толщиной, жилами на лбу, и его замутило.
— Веня! Прошу тебя, пожалуйста, о другом…
— Да-да, Володь! Извини. Но, у кого что болит, тот о том и говорит. — Сценарист, незаметно от Ахенэева подмигнул Якову.
