и прочее в том же духе?
— Нет. — Она с трудом сдержала смех. — Конечно нет.
Я не понимала, что ее развеселило, но чувствовала: она не хочет говорить об этом. В то время наша связь уже начала возникать, и время от времени ее эмоции просачивались в меня. Я сердито уставилась на бутылку.
— По-моему, эта штука совсем не действует.
— Алкоголя там почти…
Послышался такой звук, будто в ближайших кустах что-то движется. Я молниеносно вскочила и защитила Лиссу своим телом.
— Просто животное, — сказала она, когда в полной тишине прошла минута.
Это вовсе не означало, что нам ничто не угрожает. Школа защищала нас от стригоев, но в окрестностях кампуса часто бродили дикие животные, опасные сами по себе. Медведи. Пумы.
— Пошли, — сказала я. — Нам лучше вернуться.
Мы отошли совсем недалеко, когда я снова услышала шелест и кто-то преградил нам путь. Госпожа Карп. Мы замерли; я неловким движением спрятала бутылку за спину. Легкая улыбка скользнула по ее лицу, и она протянула ко мне руку. Я робко отдала ей бутылку, и она сунула ее под мышку. Развернулась без единого слова и зашагала. Мы двинулись следом, прекрасно понимая, с какими последствиями придется иметь дело.
— Думаете, никто не заметит, когда полкласса отсутствуют? — спросила она спустя какое-то время.
— Полкласса?
— По-видимому, не вы одни решили сегодня сбежать. Погода действует, надо полагать. Весенняя лихорадка.
Мы с Лиссой тащились за госпожой Карп. Я всегда чувствовала себя с ней неловко с тех пор, как она исцелила мне руки. Ее необъяснимое, параноидальное поведение приобрело в моих глазах некий странный оттенок — гораздо более странный, чем прежде. Даже пугающий. И в последнее время я не могла смотреть на нее, не замечая странных царапин на лбу. Обычно темно-рыжие волосы прикрывали их, но не всегда. Иногда появлялись новые, а старые, наоборот, исчезали. Справа раздался странный трепещущий звук. Мы все остановились.
— Кто-то из ваших одноклассников, надо полагать, — пробормотала госпожа Карп, повернув в сторону звука.
Однако, добравшись до места, мы обнаружили лежащую на земле большую черную птицу. Птицы — как и большинство животных — мало значат для меня, но даже я не могла не восхититься ее блестящими перьями и сильным клювом. Она могла без труда выклевать кому-нибудь из нас глаз — если бы со всей очевидностью не умирала. Еле заметно содрогнувшись в последний раз, птица затихла.
— Кто это? Ворон? — спросила я.
— Да, — ответила госпожа Карп.
— Он мертв? — спросила Лисса. Я пригляделась к птице.
— Да. Определенно мертв. Не дотрагивайся до него.
— Видимо, на него напала другая птица, — заметила госпожа Карп. — Иногда они сражаются за территорию и ресурсы.
Лисса, с выражением сочувствия на лице, опустилась на колени. Меня это не удивило — она всегда питала слабость к животным. После того как я подстроила знаменитое сражение между хомяком и раком- отшельником, она не один день выговаривала мне. Лично я рассматривала сражение как проверку, кто из двух достойных соперников сильнее, а она — как жестокое обращение с животными.
Исполненная сочувствия, она протянула к ворону руку.
— Лисс! — в ужасе воскликнула я. — Он наверняка заразный.
Однако ее рука продолжила движение, будто Лисса не слышала меня. Госпожа Карп замерла, точно статуя, ее белое лицо в темноте напоминало лицо призрака. Пальцы Лиссы погладили крылья ворона.
— Лисс! — повторила я и рванулась вперед, чтобы оттащить ее.
Внезапно на меня нахлынуло странное ощущение — спокойствия, исполненного красоты и жизни. Ощущение было настолько сильно, что я остановилась. Потом ворон задвигался. Лисса негромко вскрикнула и отдернула руку. Мы обе смотрели на птицу, широко распахнув глаза.
Ворон медленно захлопал крыльями, пытаясь подняться. Когда это ему удалось, он повернулся к нам и уставился на Лиссу взглядом, казавшимся слишком умным для птицы. Я не сумела через нашу связь понять ее реакцию. Это продолжалось, казалось, целую вечность, затем ворон оторвал от нее взгляд, поднялся в воздух, и сильные крылья унесли его прочь.
Осталось лишь затихающее вдали шуршание листьев.
— О господи! — прошептала Лисса. — Что сейчас произошло?
— Черт его знает, — ответила я, стараясь скрыть свой ужас.
Госпожа Карп подошла к Лиссе, схватила ее за руку и с силой развернула к себе. Я мгновенно оказалась рядом, готовая действовать, если Психованная Карп попытается сделать что-нибудь не то, хотя даже меня подташнивало от мысли нанести вред учительнице.
— Ничего не произошло, — с диким выражением в глазах, тоном убеждения произнесла госпожа Карп. — Слышите? Ничего. И вы не расскажете никому — никому — о том, что видели. Обещайте мне. Обещайте, что никогда даже не будете снова обсуждать это.
Мы с Лиссой обменялись смущенными взглядами.
— Хорошо, — прокаркала госпожа Карп и слегка ослабила хватку. — И никогда не делай этого снова. Если сделаешь, они узнают. И постараются найти тебя. — Она повернулась ко мне. — Не позволяй ей делать это. Никогда больше.
Во дворе, неподалеку от спального корпуса, кто-то произнес мое имя.
— Эй, Роза? Я, наверно, сто раз окликнул тебя.
Забыв о госпоже Карп и вороне, я посмотрела на Мейсона, который, надо полагать, шагал рядом со мной к спальному корпусу, пока я пребывала в стране воспоминаний.
— Извини, — промямлила я. — Я не заметила.
Просто… ммм… устала.
— Перевозбудилась вчера вечером?
Я с прищуром посмотрела на него.
— Ничего такого, с чем я не в силах справиться.
— Надо полагать. — Он засмеялся, хотя, похоже, ему было не так уж весело. — Скорее, Джесси оказался не в силах справиться.
— Он все делал хорошо.
— Ну, тебе виднее. Хотя лично я думаю, у тебя дурной вкус.
Я остановилась.
— А лично я думаю, что это не твое дело.
Он, казалось, разозлился.
— Ты постаралась, чтобы это стало делом всего класса.
— Я же не нарочно!
— Тем не менее это произошло. И Джесси, как известно, трепло.
— Он не станет болтать.
— Ага, — сказал Мейсон. — Потому что он такой привлекательный и принадлежит к такой важной семье.
— Перестань строить из себя идиота! — взорвалась я. — И вообще, тебе-то какое дело? Ревнуешь, что я была не с тобой?
Его лицо вспыхнуло, вплоть до корней рыжих волос.
— Мне просто не нравится, когда о тебе говорят гадости, вот и все. Тут же появилось множество грязных шуток. Тебя называют шлюхой.
— Плевать, как меня называют.
— А, ну да. Ты же у нас такая крутая. Тебе никто не нужен.
