сестры… хотя этому, наверно, удивляться не приходилось.
— Нет. Чудовища. Они летают в воздухе и приходят в человеческие сны.
Теперь я поняла, почему она боится спать.
— Тебе снятся кошмары?
— Нет. Но чудовища близко. Я их чувствую.
От этих слов и серьезного выражения ее личика по спине у меня побежали мурашки.
— Мне посидеть, пока ты не уснешь? Тогда они не придут?
— Может, и не придут. — Она снова тронула меня за руку. — Ты волшебница.
Тут я подумала, не родилась ли она медиумом, как Эрик и Данте. В том, как девочка сказала это, чувствовалось нечто большее, чем детская вера в волшебство. Скорее знание. За ней стоило понаблюдать… но не сейчас, конечно. Спрашивать, не видит ли она ауру, я тоже не стала.
— Ладно, — сказала я. — Посижу.
Прилегла рядом с ней, и некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Потом я начала тихонько напевать, и она, улыбаясь, закрыла глазки. Открыла их, когда я умолкла.
— А какие слова у этой песни?
— Э-э-э… — С ответом я нашлась не сразу.
Песня была из далекого прошлого, на древнегреческом диалекте, на котором уже никто не говорил. Мне пел ее когда-то мой муж… Перевести слова вот так, с ходу, я не могла и поэтому запела на родном языке. Звуки его, некогда привычные, казались теперь странными, и слова выговаривались с некоторой запинкой.
Кейла, слушая, вроде бы заснула. Допев, я выждала несколько минут, потом осторожно поднялась с кровати. Девочка не шелохнулась. Тогда я выключила свет, вышла из спальни и вернулась к игрокам в «Монополию».
— Луддиты сжигают фабрику. Плата пятьсот долларов. — Бренди, глядя на карточку «Шанс», скорчила гримасу. — Слабовато.
— Я больше заплатила, когда фабричное законодательство урезало использование детской рабочей силы, — сказала Мэдди.
Как я и надеялась, она чувствовала себя уже вполне непринужденно.
Кендалл бросила кости и продвинула вперед на три номера миниатюрную оловянную книжечку «Оливер Твист».
— Мне нужна работа, чтобы иметь капитализм для инвестиций.
— Капитал, — поправили ее все хором.
Кендалл посмотрела на меня.
— Я могла бы поработать у тебя в магазине. Подпольно.
— Типа складывать книги в подпол? — спросила Бренди.
Кендалл сделала вид, что не слышит.
— Тебе не нужен помощник?
Я взъерошила ей волосы.
— Пока не подрастешь — увы.
Мэдди двинула вперед оловянный ткацкий станок.
— Да, пока ты только играть умеешь. С таким помощником — конец магазину.
Бренди спросила у меня:
— Как тебе работа управляющим? Труднее?
— Да нет… просто немного другая.
Кендалл просветлела.
— Я могу работать на твоем прежнем месте.
— Извини. Его нету. Мэдди заняла.
Она вздохнула.
Сет выставил еще никем не купленную фабрику и зашуршал деньгами.
— Как девочки, легли без скандала?
— Да. Только Кейла не сразу заснула. Боялась кошмаров.
Он поднял на меня удивленный взгляд.
— Она сказала это? Разговаривала с тобой?
— О, у нас была долгая беседа. Смеялись, плакали, делились страхами и надеждами… Думаю, ее ждет карьера оратора.
— Кто такой «оратор»? — спросила Кендалл.
— Человек, который выступает перед публикой, — объяснила Мэдди. — Произносит речи.
— А. Ну, дяде Сету оратором не стать.
Все засмеялись.
— Не стать, — подтвердила Мэдди. — Мне тоже.
Сет дал ей пять.
— Интроверты объединяются.
Бренди снова выпал «Шанс». Она застонала.
— Холера! Сколько можно!
Когда вернулись наконец брат и невестка Сета и мы отправились восвояси, Мэдди порадовала меня признанием, что чудесно провела время.
— С такими умненькими детьми, как у Мортенсенов, можно иметь дело. Терри и Андреа мне тоже понравились. Хорошие в этом роду гены.
— Да, — согласилась я.
Про себя я решила, что Мэдди надо почаще выводить в люди. Это шло ей на пользу — повеселела, глаза заблестели. Вечер удался. Завезя ее к Дагу, я поехала домой. Боги парковки меня покинули, место нашлось только за пять кварталов. Пока шла пешком, по дороге попался газетный автомат. На работе я обычно просматривала заголовки, но в тот день не успела. Поэтому остановилась перед ним, и вскоре мое внимание привлекла одна статья.
Говорилось в ней о мужчине, который стал жертвой иллюзии. Ему приснилось во сне, что если он переплывет пролив Пагет, его нуждающаяся семья разбогатеет. Увы, далеко он в ледяной воде не уплыл — утонул. Парадокс заключался в том, что его жизнь была застрахована на солидную сумму. И, хотя поступок этот можно было счесть суицидальным, компания собиралась страховку выплатить. Его семье предстояло- таки разбогатеть.
Мне представился вдруг этот бедняга, исчезающий в темных волнах. Вспомнилось сегодняшнее утро, вернулось странное ощущение холода и сырости. Дыхание на миг остановилось, как будто легкие были полны воды. Я обхватила себя руками, вся дрожа. Вода. Кругом вода. Холод. Тьма. Удушье…
Кое-как стряхнув наваждение, я заставила себя наконец сдвинуться с места. И поспешила домой — греться.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
— Ты снова здесь? — изумился Данте, когда я вошла на следующий день в его заведение, где было, как обычно, пусто. — Вот уж не думал, что появишься.
— Я тоже, — призналась я.
Тут меня с моими проблемами не ждали, но больше идти было некуда.
— Почему ты до сих пор не разорился?
— Сам не понимаю. Пришла ты, конечно, не для того, чтобы подарить мне лучшую в моей жизни ночь. Шанс с «Эль Гаучо» уже упустила…
— Я пришла, потому что снова видела сон.
— Суккуб, ты меня используешь. — Он вздохнул, уселся за свой колченогий стол. — Ладно, рассказывай.
