часов. И ушел. Больше я его не видел.
Ситуация становилась просто смешной. Гриша исчез. Зато объявился парень-пианист, этот Крюков. Хаджиев требует товар. И как по писаному появляется какой-то загадочный мужик, предлагающий монеты. Что это может быть? Первая мысль — Крюков. Парень получил предложение и кому-то проболтался. Кому? Допустим, милиции. Но, по словам Жени, он непохож был на моряка загранплавания, слишком простовато одет. Это первое доказательство, что тут пахнет не милицией. Там работать умеют, если бы они затеяли все это, парень был бы похож на моряка. Прислали бы такого — один в один. Или просто взяли активиста из флотских. Так что если человек непохож на того, кем он себя называет, то в данных обстоятельствах это как раз говорит в его пользу. Был и второй, более серьезный аргумент, не позволявший Варенику думать, что парень подослан милицией. Это была уверенность, что такой методикой милиция пользоваться не стала бы. Слишком попахивает провокацией, а там такие приемы строжайше запрещены. Если не милиция — тогда Крюков? Но ведь он не знает, что речь идет о золоте, о золотых монетах. Или Женя разболтал ему?
— Да ни снова я ему про это не говорил. Ни единого слова. Я что, не знаю? — возмутился Женя.
Допустим. Что же тогда? Ход Хаджиева? Бессмысленно. Если морячок продает монеты, то должен знать их цену здесь. Какой смысл Хаджиеву подсовывать Варенику монеты?
Главное, неизвестно, что с Жалейкой. А если это он? Если он скрылся и через партнера хочет сбыть свой товар? Снова глупость — в Ташкенте мог продать его куда дороже.
От одного неверного шага все могло обрушиться.
Ладно, а если это правда? Если морячок действительно возил Грише монеты? Мог ли Жалейка приторговывать сам? Мог. Не только мог, но и должен был бы. Вот в чем дело! Вареник ведь раньше и сам удивлялся, что такой разумный человек, как Григорий Михайлович, удовлетворялся сравнительно скромной долей курьера. Если у него был свой сбытчик, то все становится на место. Нет, Гриша не таскал для других каштаны. Если он столько раз ездил безотказно в такое опасное место, как Ташкент, то он знал, почему это делал. Помимо главного груза, у него был и собственный. Вареник принял эту мысль как естественную. Сам он, во всяком случае, поступил бы именно так. Все верно — вот почему Гриша так возражал, когда однажды Вареник хотел послать Женю. Но возникает другой вопрос. Зачем же тогда Грише было показывать Женю этому мужику, давать выход на другого, переадресовывать поставщика? Стал бы сам Вареник упускать из рук сбытчика? Нет, не стал бы. Что же тогда? Сам мужик разыскал Женю, не застав покупателя. Но каким образом?
Нет, уже не сложнейшую шахматную партию вел Вареник, он давал сеанс одновременной игры, считая сразу два десятка вариантов, все возможные продолжения. И забыть хоть один ход, прозевать ловушку — проиграть не одну партию, а все сразу.
Главная уверенность у Вареника была — мужик не из милиции. Кто и откуда — непонятно. От Хаджиева — вряд ли. От Крюкова — маловероятно. Скорее всего действительно от Гриши. И это почти ничем не грозит. Значит, надо идти на встречу. Назначена она на завтра. В семь часов. А судно уходит в пять. И это еще одно свидетельство, что мужик не от Крюкова. Если бы они были связаны, мужик настаивал бы на встрече до отхода судна.
Что дает встреча с мужиком? Если у него есть монеты, можно запастись товаром… Плюс то, что привезет Крюков. С этим Вареник будет готов на любую игру с Хаджиевым. Но что с Гришей? Вот вопрос вопросов. Давать отбой с Крюковым нельзя. Что есть у этого мужика — неизвестно. Если мало, то утрачивается возможность последней игры с Хаджиевым. Использовать оба направления, не зная, что с Жалейкой? Рисковать вслепую?
— Поехали, — встал Вареник. — Хватит валяться. Позвонишь, как договорились.
Утром Выборный улетел в Ташкент. Вчера вечером было решено, что розыск преступников будет производить Приморское управление милиции, руководителем группы назначили майора, в группу вошли Литвак и Белов Капитану Литваку была поручена разработка всех возможных связей Жалейки с валютчиками в Приморске, Белов занимался линией Сухарева, а майор Выборный улетел в Ташкент. Майор надеялся, что там, у сестры Жалейки, он сможет найти связи погибшего с ташкентскими партнерами. При обсуждении дела эти партнеры выплывали на первый план. Отсутствие фактажа позволяло строить любые теории — гибель Жалейки могла стать результатом сведения счетов между группами валютчиков, случайностью, еще многими и многими причинами можно было ее объяснять. Но поезд (обстоятельства гибели) позволял строить гипотезу. Здешним партнерам Жалейки, по Выборному, легче было бы расправиться с ним в городе. Здесь, в конце концов., можно было бы инсценировать и его гибель в результате несчастного случая. Убийство в поезде — если это убийство — означало в данном случае одно: возникли какие-то обстоятельства, требовавшие срочного устранения Жалейки. Может быть, его убили ташкентские партнеры?.. В Приморске Жалейка находился бы в постоянном контакте со своей группой. В Ташкенте поступал под опеку покупателей, и тем трудно было бы объяснить его гибель или исчезновение. Поезд был своеобразной нейтральной территорией. Кроме того, убийство в поезде обеспечивало определенную информационную пустоту для приморские сообщников золотого курьера. Уехал и уехал.
Выборный распрощался с Беловым. Лейтенанту предстояло провести допрос продавщицы Светланы. (Вечером Выборный должен был звонить в управление).
С первых минут дела Жалейки Игоря не покидало чувство особой ответственности — предстояло большое и сложное дело. Это чувство родилось в тот момент, когда Белов, что называется, с первого прикосновения прямо вышел на пропавшего Жалейку, когда безошибочно угадал по ориентировке транспортников, что их погибший — человек, которого он ищет. А потом всплыл Сухарев. И исчез. И предложение Белова о разговоре с его бывшей квартирной хозяйкой было не только принято майором, но и осуществлять его выпало Игорю.
Разговор был долгий, сбивчивый, сложный, Светлана то принималась обличать Сухарева, то оправдывала его. Ясных и строгих фактов, важных для дела, выяснилось несколько. Да, у Сухарева был приятель Вадим, который несколько лет назад судился за групповую кражу, отбывал наказание. И около года назад появился в Приморске. Сухарев рассказывал Светлане о встрече с ним. А потом пришел как-то и сказал: Вадима опять арестовали. Что-то он там украл или пытался ограбить кого-то — точно Светлана не знала. Фамилию Вадима она тоже не знала. Припомнила лишь, что жил он где-то в пригороде, был женат. Сухарев про него говорил плохо, считал его глупым, вообще к ворам относился с неуважением.
— Он сам не вор. Вы не думайте, что если его там поймали на спекуляции, так он жулик. Нет, он просто заработать хотел, а воровать он никогда не стал бы, — наивно уговаривала Белова Светлана.
Второй момент, всплывший в разговоре, был гораздо интереснее. За день до отъезда Сухарева к нему приходил какой-то мужчина. Описать его толком Светлана не могла.
— Обыкновенный. Лет сорок, не больше. Весь такой обычный. Пиджачок, кажется, коричневый, и карман плохо был пришит. Нагрудный — оторвался, пришит и так скоро, я еще подумала, сам пришивал. Он зашел, они о чем-то поговорили и ушли вместе. А вернулся Валерий через час. А вечером они поссорились. А на другой день с утра он уезжать собрался. Я на работу пошла, плакала там, девчата меня утешали. А пришла домой — уже ни чемодана нет, ни записки, ничего. Столько прожили вместе уехал, слова не написал.
Белову предстояло выяснить еще один вопрос: знала ли Светлана о существовании Жалейки, говорил ли ей Сухарев хоть что-нибудь о своем постоянном клиенте и пассажире. Оказалось, что нет. Хотя вспоминал когда-то, что есть среди его пассажиров люди с большими деньгами…
Разговор уже подходил к концу, когда раздался звонок. Светлана подошла к дверям, открыла их, о чем-то поговорила с мальчишкой лет двенадцати. Потом вернулась в комнату.
— Кто это? — спросил, улыбаясь Белов.
— Да мальчик соседский, Валерия спрашивал. Я сказала, что уехал.
Когда за Беловым захлопнула дверь, Светлана бросилась на кровать и заплакала.
Белов вышел со двора и увидел на улице метрах в сорока от ворот мальчишку и мужчину среднего роста. Белов осторожно прикрыл калитку, помедлил и выглянул. Мальчик остался на месте, а мужчина уходил. Он был уже метрах в пяти. Белов вдруг услышал, как у него стучит сердце. По улице не спеша шел невысокий человек в коричневом пиджаке — мальчик провожал его взглядом. Белов подождал, пока мальчик зашел в соседний дом, потом двинулся следом за мужчиной. Так они прошли до магазина, где работала Светлана. Там у в киоска уходивший стал в очередь за пивом. Немного погодя в очередь пристроился Белов. Мужчину он мог разглядеть подробно — невысок, худощав, светловолос. И коричневый
