минут. Все его имущество помещалось в одном портфеле. Остальное просто не стоило забот. Верными документами Вареник запасся еще год назад, и старик, который готовил ему паспорт, недавно умер. Так что и тут все было в ажуре.
Женя Вареника беспокоил мало — Женя знал только человека с судна да самого Жалейку. С Ташкентом он никаких дел не имел. Главное Григорий Михайлович. Что с ним? От ответа на этот вопрос зависело все.
Весь понедельник Вареник ждал звонка Селихова. Но адвокат все не звонил: то ли не решился, то ли ничего выяснить не удалось. Вместо Селихова позвонил Женя.
Вареник не хотел с ним разговаривать, но Женя настоял.
Обычно Женя ставил машину за углом, метрах в тридцати от перекрестка, Вареник садился сзади, разговор шел при включенном двигателе.
— Ну что стряслось?
Женя был чем-то весьма доволен. И его улыбка чрезвычайно раздражала Вареника.
— Ничего не стряслось. Помните Валю?
— Какую Валю?
— Рыженькую такую.
— Ну и что?
— У нее хахаль появился, пианист один. Так вот он в рейс уходит, в круиз на “Серафимовиче”. По Средиземному.
— Ну и что?
— Я подумал, может, стоит поговорить?
— А что за парень?
— Играл в ресторане “Приморский”. Я там кое-что узнал. Может, согласится. Уверен, что пойдет.
— Когда они уходят?
— Через три дня.
Вареник снова задумался. Жизнь подкидывала новые задачки. Женя не знал, что Жалейка не добрался до Ташкента. Он знал, что морячок ушел в отпуск, и новая возможность заработка явно прельщала его. И старался, подыскивая замену, не хотел лишаться летом своей доли. Женю легко понять, у него никаких проблем — деньги, выпивка, женщины, автомобиль. Мелочь в общем.
— Ну что ж! — неожиданно легко согласился Вареник, — поговори с ним. Сам понимаешь, осторожно, без концов, так, легкий, ни к чему не обязывающий разговор. И без Вали. Никаких свидетелей.
Вареник хлопнул дверцей и вернулся на работу.
— Мне никто не звонил?.. — осведомился он еще от дверей у женщины-консультанта.
Легкость, с которой Вареник согласился на разговор Жени с пианистом, объяснялась очень просто — риска почти не было. За три дня до отхода судна все должно было проясниться. Если Гриша в милиции, то уж за три дня он заговорит — товар заставит. Нужно как-то объяснять происхождение четырехсот монет. И если так, то скроется ли Вареник или будет арестован, разговор с парнем ничего не изменит. А вот если исчезновение Жалейки — второй или первый вариант, тут этот парень может пригодиться. Все-таки хоть как-то покроются потери, вызванные пропажей курьера.
Заниматься поисками Валета Выборный поручил Игорю Белову. Дело казалось самым элементарным.
На вопрос о Валете приглашенный в отдел кадров секретарь партийной организации ответил сразу:
— Так это же Сухарев, наш проводник. Его так все Валетом и звали. Он Валерий, а Валет — прозвище такое. Я ему даже говорил: что это тебя как собаку кличут. Он говорит — ничего, пускай.
— Где сейчас Сухарев? — спросил Белов. — В поездке?
— Не-ет, — протянул секретарь. — Он же уволился.
— Когда уволился? Почему?
Через час Игорь Белов знал все, что только могли ему сообщить о Сухареве в резерве проводников. Валерий Игнатьевич Сухарев, тридцати восьми лет, работал на дороге четыре года, был замечен в мелкой спекуляции, когда ездил с московским поездом, после чего его и отдали в напарники к Акинфиеву, на исправление. Уволен по собственному желанию согласно поданному заявлению. Живет на улице Хуторской, не женат, но, по слухам, сожительствует с хозяйкой квартиры, продавщицей Светой. Она работает поблизости от дома, в угловом магазине “Бакалея—гастрономия”.
С этими данными Белов вернулся в управление. Выслушав его, Выборный распорядился вызвать участкового милиционера с улицы Хуторской.
Через час пожилой лейтенант милиции представился:
— Участковый уполномоченный Шендрик.
Выборный смутился. Он не узнал в первую минуту Шендрика, а когда-то они вместе служили, можно сказать, начинали в милиции вместе. Правда, в последние годы встречаться не доводилось.
— Здравствуйте. Кто это Света?
— Степаненко Светлана, продавщица, у которой он живет. Они, правда, не расписаны. Сначала угол снимал, потом стали так жить. Она раньше тоже на дороге работала, в вагоне-ресторане, потом пошла в магазин — ближе к дому, спокойнее, без поездок.
— Что-нибудь имеете по Сухареву?
— Особого вроде ничего нет. Пьет. Не алкоголик, не хулиган, но попивает. Света ему из /магазина потаскивает. По мелочам. Других женщин вроде бы у него нету, не замечен, мне уж наши дамы сказали бы, но жениться все равно не женится никак. А сейчас они, по-моему, в ссоре, он даже уезжать собирался.
— Как уезжать? — поднялся Выборный.
Лейтенант тоже встал.
— Сидите, пожалуйста. Откуда у вас такие сведения?
— В магазине сказали. Я пять дней назад зашел, она вся зареванная, покупателям грубит. Я ей, значит, внушение небольшое сделал, девчата мне и говорят: у нее домашние неприятности, муж бросил. Это они его, Сухарева, так называют, хоть он юридически и не муж.
— Были у Сухарева какие-то связи с преступным миром? Отношения с милицией?
— Нет. Я во всяком случае не в курсе. Дружочек у него один такой был. Вадим звали. Не с нашего района, приходил к нему. Я участковым не был, в опергруппе работал, в райотделе. И тогда на стадионе “Локомотив” собиралась шпана, в картишки поигрывала. В основном молодежь, но было несколько человек постарше. Сухарев туда, на стадион, захаживал вместе с этим Вадимом, откуда и знаю про него. А потом Вадим пропал, но, по слухам всяким, знал я, что был осужден за грабеж. Точных сведений не имею, но такой разговор в райотделе был. Даже не помню уже, кто мне говорил. Было это пару лет назад.
— Скажите, а что за человек этот Сухарев? По вашему мнению мог связаться с бандой, пойти на серьезное преступление?
Выборный за короткое время разговора проникся к Шендрику симпатией и доверием, было в этом немолодом лейтенанте нечто, заставлявшее принимать его слова ясно и однозначно. С начальством держался как человек, который, несмотря на чин свой невысокий и должность незавидную, цену свою как человеку и работнику знал и достоинство свое бережет.
— Всякое, конечно, с человеком бывает. Ручаться трудно. Но Сухарев, по-моему, все же не такой. Слишком труслив. Слишком себя любит и помнит. Если он свяжется с бандитами, то только спасая свою шкуру. Маленький человек. Мелкий. Обидеть, кто послабее, пошуметь — вот это по нему. А вот бы в серьезное преступление не думаю. Поостерегся бы. С всяком случае не полез бы, разве под угрозой.
— Понятно. Можете выяснить — действительно ли уехал Сухарев?
— Могу.
— Но так, чтобы…
— Могу, товарищ майор, — перебил Шендрик. — Никто не узнает.
— Хорошо. Позвоните сразу.
— Слушаюсь. Могу идти?
— Да. До свидания.
Когда Шендрик ушел, Выборный удивил Белова вопросом:
