Раздумья его продолжались ровно полминуты.
– Ладно, – сказал он. – Предлагаю компромисс. Мы все сейчас едем на поминки. Будут еще кое-какие люди. У Ольги покойной – тесно, у нас, как сам понимаешь, – не в цвет; мы сняли зальчик в Центре на Краснопресненской, в одном из ресторанов, знаешь, в подвальчике…
– Бывал.
– Присоединяйся к нам. Там и поговорим. Спокойно, без эмоций. И, как понимаешь, без неожиданностей.
Я перевел взгляд на Наталью. Она кивнула и даже попыталась улыбнуться:
– Правда, поедем. Пожалуйста…
– Согласен, – кивнул я.
– Вот и хорошо. Машина, как я знаю, у тебя своя…
– Объявляю благодарность, – не сдержался я. – От лица службы.
Кажется, он принял это за похвалу.
– Так что поезжай в нашей колонне.
– Идет, – сказал я. – Наташа, приглашаю в мою машину. Она классом повыше, чем автобус.
– Ну, моя-то будет получше…
Это были первые слова, сказанные Севериным.
Но я уже взял Наталью под руку. Она не противилась.
Народу в арендованном зале оказалось все же немного. Садясь, Наталья показала мне на место рядом с ней; сесть во главе стола она наотрез отказалась, и туда усадили Северина, ничуть не возражавшего. Батистов поместился рядом со мной – слева; его ребята сидели напротив. На другом конце стола окопались в основном приглашенные ветераны Службы – наверное, сотоварищи еще покойного генерала, Ольгиного отца. Первую выпили, как полагается, не чокаясь, потом, чтобы не хромать – вторую. Стол был богатый. Наталья почти не ела, я тоже – просто, чтобы иметь возможность утешать ее; иногда это у меня неплохо получается. Очень хотелось, чтобы она не пала духом – сейчас, когда ей, наоборот, понадобится все его присутствие. Она молчала, но я знал, что слышит все, чем я пытался убаюкать ее печаль.
Когда уже построили дом, который, как известно, о четырех углах, голоса стали громче, даже ребята напротив немного разогрелись. Северин, чтобы отогнать Наташины тяжелые мысли, стал рассказывать анекдоты – времен Очакова и Василия Ивановича. Тогда полковник легко тронул меня за плечо:
– Выйдем, покурим?
– Я на минутку, Наташа, – сказал я, не забыв подхватить кейс.
– Буду держать место. – Она слабо улыбнулась.
Мы вышли из зала. Я без вопросов следовал за Батистовым: ему лучше знать, какие углы здесь не прослушиваются.
– Ну, – начал он. – Какие у тебя вопросы?
– Например, – сказал я, – как с тем стрелком, что хотел на мне потренироваться? Взяли след?
– Ну, – он помедлил, – кое-что есть.
– А если детальнее?
– Пуля.
– Нашли?
– Пошарили там, где ты принимал грязевую ванну.
– Пылевую, – поправил я. – И что она?
– Деформирована, сам понимаешь. Вы, журналисты, всегда все знаете. Но оружия-то нет. Хотя что-то, конечно, предположить можно.
– А место, откуда он стрелял?
– Нашли без труда. Могу сказать: вторым он бы тебя достал. Но его вспугнули. Помешали. Хотя он, видимо, ушел. Да ведь, наверное, кто-то из твоих сработал?
Я покачал головой:
– Моих там и близко не было. Да и какие тут у меня могут быть свои?
– Ну, ну, – сказал он, нимало мне не поверив. – Но и не наши тоже.
– А может, это он был ваш?
– Нет, – сказал он так твердо, что я поверил. Обычно я без труда угадываю, когда человек врет. Почти как полиграф. – Побеседовать с тобой мы собирались, да, мы и сейчас этого не исключаем. Но о нейтрализации вопрос не стоял.
– Не мы, – повторил он. – Однако… нами же мир не кончается.
Мне показалось, что я его понял. Но я решил уточнить.
– Ты хочешь сказать, что в Службе есть и другие подразделения? Я это и так знаю. Но полагаю, что ты должен быть в курсе…
Он покачал головой:
– Есть Особый отряд. И о нем я знаю не больше твоего.
Интересная информация. Повод для размышлений – только не сейчас.
– И на том спасибо, – сказал я. – Так что же насчет пули?
– А что еще?
– Совпала она?
– С чем?
– Брось придуриваться, полковник. С той пулей, что убила Ольгу.
– Ага, – сказал он. – Значит, ты все-таки был там. Об этом я и хотел тебя порасспросить.
Я задумчиво посмотрел на него. Он сказал:
– Дело это ведем мы, не Петровка. Так что все останется в узком кругу.
– Ну, ладно, – сказал я. – Только сперва скажи: на чьей я стороне, ты знаешь?
– Естественно.
– А сам ты?
Он внимательно посмотрел на меня, как бы стараясь заглянуть в самые потаенные уголки моего мозга. Похоже, это у него не получилось, и он перевел взгляд на мой кейс. Явно предполагал, что наше собеседование пишется. И в самом деле, он не удержался:
– Фиксируешь для потомства? Нехорошо.
– Нет, – сказал я честно. – Мне интервью с тобой не нужно. Хочешь – могу предъявить. У меня там предметы личного обихода.
Ему, конечно, очень хотелось, но он предпочел не унижаться.
– Верю тебе.
– Но ты так и не ответил на вопрос.
Он лишь пожал плечами:
– Это длинный разговор и на свежую голову. Давай отложим. Пока скажу только одно: я на службе, и выполняю свои обязанности. Думать могу, как хочу, но делать – нет.
Ясно было, что сейчас продолжать это собеседование нет смысла. И я уже повернулся было, чтобы вернуться к столу, но Батистов удержал:
– Ты вот что… Учти: это все-таки на тебя была охота, не на Ольгу. Раз уж оружие совпало. Так что будь поосторожнее. А что касается стрелка, то могу повторить: он не мой. Но подчеркну еще раз: мы ведь не единственная Служба в стране – и в столице тем более. И что у них на уме – мне знать не дано и не положено. Соображаешь?
– Как-нибудь, – сказал я.
– Теперь скажи вот что: почему Реан? Что это такое?
– Реанимация, – ответил я.
– Реанимация монархии? Почему не реставрация? Так вроде было бы правильнее.
– Нет. Реанимация России.
Он помолчал, переваривая.
– И еще один вопрос: что ты все крутишься около Натальи? Она в эти дела никак не замешана.
– А я и не думаю, что замешана, – сказал я. – А других комментариев не будет.
