– Прости, пожалуйста. Я виноват. Но я и на самом деле увлекся.
– Как, по-твоему, с языком и стилем? – не преминула поинтересоваться Наталья. Это было мне в какой- то степени знакомо: авторские сомнения, какие бывают, даже если ты пишешь всего лишь статьи, а еще чаще всего-навсего редактируешь чужие тексты.
– Знаешь, по-моему, все путем. Хотя тут, конечно, лишь обрывки…
– Ты и правда так думаешь? Считаешь, что неплохо?
– Ну, стал бы я врать. Будь спокойна: я очень строгий ценитель. И придирчивый критик.
Тут она улыбнулась. И скомандовала:
– На кухню – марш! Кофе стынет.
– Zum Befehl![7]
Отпивая кофе, я спросил:
– А где настоящий текст? Чистовой?
– У автора – где же еще? Я не делаю копий: к чему мне?
– Ну да, конечно. А продолжение – последует?
– Будет сегодня. Я сейчас поеду к старику, заберу новую кассету, вернусь и примусь за расшифровку.
– А предыдущие кассеты?
– Если хорошо поискать, могут и найтись.
Я решил, что сейчас спрашивать дальше не следует.
– Не забудь: ты работаешь у меня!
– О, разумеется, сэр! В таком случае я расшифровкой займусь вечером. А от него приеду прямо туда – к тебе. Надеюсь, на этот раз работодатель не забудет предупредить привратников?
– Работник может быть спокоен. Тебя подбросить к нему?
– Не успеешь. Это далеко. Довези до метро.
– Договорились. Кстати, у тебя найдутся вторые ключи?
Я ожидал хотя бы небольшой заминки. Но она ответила сразу:
– Конечно. Надеюсь, у тебя нет привычки терять их?
– Это случается крайне редко. Но твоих ключей я никогда не терял.
Наташа посмотрела на меня:
– Не забудь – я знаю о тебе не так уж мало. Мы ведь знакомы очень давно – пусть и заочно. Иначе я бы не…
Она не закончила; я кивнул:
– Да и я тоже.
– Я чувствую. Поверь: для меня это не было неожиданным. У меня такое ощущение, что ты мне завещан.
– Но ведь не только поэтому?..
– Господи, – сказала она. – Как тебе могло прийти в голову?
– С черного хода.
– Запри его наглухо. И потеряй ключ.
– Брошу в Москва-реку, как только доберусь до набережной.
– Смотри, чтобы хватило бензина.
Похоже, Наталья привыкла, чтобы последнее слово всегда принадлежало ей. Я не стал вступать в соревнование.
У метро я высадил ее и смотрел ей вслед, пока она, ступая упруго и уверенно, не скрылась за тяжелой дверью. Я продолжал смотреть. Но ко входу приблизилось сразу с полдюжины человек, и трудно было сказать, был ли среди них кто-нибудь, кому поручено было следить за ней. Что до меня самого, то я не собирался скрывать своего маршрута, но несколько изменил его. Вместо того чтобы двинуться к центру, развернулся и поехал обратно – по направлению к ее дому. Зеркало заднего вида показало: никто не стал выкручиваться вслед за мной. Хорошо. Я прибавил газу.
Перед ее домом остановился, на сей раз прямо напротив подъезда, запер машину и поднялся наверх. Внимательно осмотрел дверь: запирая, я слегка подстраховал ее. Осмотр показал, что я вернулся вовремя: кто-то уже приценивался к замку, но встретился с осложнениями, а потом я его спугнул. Ясно. Я снял страховку, отпер дверь и вошел. На кухне залез рукой в кастрюлю, вытащил мои кассеты и положил в карман. Здесь становилось чересчур горячо.
Подумав немного, взял и рукопись – те клочки, что читал перед тем: рисковать ими тоже не следовало. Наташиных кассет не было: видно, если они и оставались у нее, то они лежали не в столе и не в шкафу под бельем: в этом я не преминул убедиться. Может быть, расшифровав, она возвращала их старику. Возможно, там они и окажутся в большей сохранности. Но прочитать это будет, я думаю, очень интересно.
С этой мыслью я спустился, не забыл внимательно осмотреть машину, сел и на этот раз поехал, никуда не отклоняясь, на заседание съезда. По дороге гадал: Бретонский будет читать свой содоклад сегодня? Или сперва дадут слово алексеевцу? Интересно, как у них выстроилась иерархия, по какому признаку: как в обезьяньей стае, или как-нибудь иначе?
В подъезде я предупредил охранника насчет Наташи и затопал вверх по лестнице, окончательно настраиваясь на серьезное слушание и одновременно обдумывая план надежного сохранения новых материалов: у меня возникли кое-какие идеи по этому поводу.
Но додумать до конца мне не удалось.
– Виталий! – услышал я и оглянулся. То был Северин. Я не ожидал увидеть его здесь, и невольно остановился; он поспешно подошел. Он был один, охраны я не заметил, хотя она наверняка была.
– Здравствуй, – сказал я вежливо. – Не знал, что ты увлекаешься политикой.
– Без этого в России даже и сегодня бизнес не делается.
– Похоже на то, – согласился я. – Тебе нужен совет?
Он покосился на мой кейс. И чего все они боятся?
– Совет нужен тебе, – ответил он очень серьезно.
– Коля, я же не торгую компьютерами…
– Чем бы ни торговать, законы бизнеса остаются одними и теми же. Так что не пренебрегай моим опытом. Отойдем-ка в сторонку. До начала заседания еще есть времечко.
Мне стало интересно.
– Что ж, будь по-твоему.
– Пойдем к администратору, там сейчас никого нет…
Он оказался не совсем прав: там были его телохранители. Но их он, надо полагать, не стеснялся, меня же их присутствие сдерживало.
– Так что ты хотел мне сказать?
– Сперва – поделиться информацией. Потом – посоветовать.
– Давай первое.
Он помолчал секунду.
– Значит, так. Сегодня на съезде большинство партий выскажется за поддержку Александра. Это уже известно.
– Приятно слышать.
– Не думаю. Это единственное, чего до сих пор не хватало для взрыва. Для серьезного выхода на улицы. Для крови. Александр, ваш Претендент, уже приговорен. И вся команда – тоже. Ты в том числе. Потому что – к твоему сведению – в городе полно неучтенного оружия. Сейчас его не видно, но в нужный миг оно окажется на улицах.
Это я и без него понимал. Но меня интересовали подробности.
– Откровенно говоря, Коля, я просто ума не приложу: что такого страшного происходит? Мусульман от этого ни в Москве, ни в стране меньше не станет, и никто с ними ничего не сделает – слишком дорого это нам обошлось бы.
– Нам еще дороже обойдется, если он воцарится!
– Ничуть не бывало. Дороже всего России обходится то, что есть сейчас. Президент и его команда все
