у заинтересованных лиц много времени. Да черт бы побрал…
4
…Наташа возникла рядом, как только я стал чертыхаться. Она умела сдерживаться, однако, едва взглянув на нее, я понял: что-то пошло вперекос.
– Не здесь, – тихо предупредил я. – Улыбайся. Все в порядке – это должно быть на тебе напечатано самым крупным кеглем.
Она очаровательно улыбнулась; но в глазах был страх.
– Ты замерзла, – сказал я на том уровне громкости, на каком желающий мог бы без труда услышать. – Пойдем, выпьем по стакану вина – сейчас все равно начнется разъездная суматоха, снова перерыв до завтра.
Продолжая улыбаться, она кивнула.
– Еще секунду… – попросил я и бросился, чтобы не упустить отца Николая, которому тоже, видимо, малоосмысленная говорильня надоела, и он прошел, едва не задев меня краем своего облачения. Я успел проговорить:
– Ваше священство, если бы вы назначили определенный час…
Он недолго подумал:
– Если вас устроит – через полтора часа.
– Благодарю вас.
– Войдете через левый притвор.
– Я понял.
– Вы будете один?
– С секретаршей.
– Доверяете ей?
– Не имею оснований для противного.
– Хорошо. Я предупрежу.
– А что, у вас там тоже охрана?
Он усмехнулся:
– Политика и в храме остается политикой. Согласны?
Я вернулся к Наташе. Она, похоже, крепилась, чтобы выглядеть спокойной, но это обходилось ей дорого, и человек, упорствующий в любопытстве, смог бы без особого труда понять: с ней что-то стряслось, и это «что-то» не имело ничего общего, скажем, с находкой бумажника с десятком тысяч россов, евро или хотя бы долларов США.
– Идемте, Наташенька. – Я предложил ей руку, и она охотно оперлась на нее.
– Вечно твой чемодан мне мешает… – пожаловалась она.
– Это почти часть моего тела.
Она только пожала плечами.
В буфете было куда менее людно, чем в гардеробе. Я выбрал самый дальний столик. Приложив палец к губам, выудил из только что раскритикованного кейса детектор. Нет, столик, похоже, не был населен клопами, жучками и прочей живностью на молекулярных схемах.
– Теперь можно. Что случилось?
Она непроизвольно глотнула.
– Старик погиб.
5
Не было сомнений, о каком старике шла речь; но из давней привычки к уточнению терминологии я спросил:
– Бэ-Ха?
Ей понадобилась доля секунды, чтобы понять. Она кивнула.
– Спокойно, – сказал я. – Только спокойно. Тут не опасно. (Я вовсе не был в этом уверен, но не объяснять же ей всю ситуацию.) Задержи дыхание и приди в себя. Можешь закрыть глаза ненадолго. Я тут, рядом. Охраняю тебя. Не волнуйся. Тебе ничто не грозит. Ничто. Понимаешь?
Не открывая глаз, она слабо кивнула. Прошло с полминуты. Наконец она подняла веки и улыбнулась.
– Извини. Я и правда расклеилась. Не ожидала ничего такого…
– Как это произошло? Сбила машина?
Она качнула головой.
– Нет. Он был очень осмотрителен и осторожен. Даже никогда не ходил по краю тротуара – держался ближе к домам, но не вплотную.
– Ты наблюдала за ним?
– Нет, просто мне приходилось несколько раз с ним прогуливаться – он уже лет десять жил одиноко, жена умерла, – или нет, вспомнила: она осталась за границей, там, где было его последнее место работы – где-то в Южной Америке; нашла там кого-то, как я поняла – вообще-то он не любил об этом говорить. Дети давно выросли, по-моему, он с ними почти не общался, да в Москве и нет никого из них.
– Хорошо. Что же случилось?
– Я сама не видела. Но говорили – снайпер.
– Кто говорил?
– Ну, там была уже милиция… А может быть, и не милиция или не только она: большинство было в штатском.
– Когда это произошло?
– Где-то за полчаса до моего приезда.
– Его принесли домой?
– Нет, конечно. Говорят, увезли – наверное, в больницу или сразу в морг, не знаю.
– Как же они попали к нему домой? Ну да: наверняка у него был с собой паспорт. Наша бессмертная прописка иногда бывает и полезной…
– О паспорте не знаю, но у него в записной книжке был адрес и телефон – в самом начале, как это обычно делается.
– Какая записная книжка?
– Обычная, электронная.
– Где она сейчас?
– Осталась у них, наверное.
– Жаль. Хотя – тут, конечно, ничего нельзя было поделать. Ну а как с тобой обошлись?
– Можно сказать – вполне нормально. Выспросили, конечно, кто я и как, и зачем пришла… Я им все объяснила. Они записали, что им было нужно, и сказали, что мне потом придется прийти к ним для более подробной беседы. Попросили никуда не уезжать.
– Чем еще интересовались?
– Ну, конечно, – есть ли у меня какие-то его документы, записи, что я знаю о его знакомых, кого встречала у него – все такое.
– Что ты ответила?
– Объяснила, что все обработанное возвращала ему, у меня ничего не оставалось.
– И у тебя больше ничего не сохранилось?
– Н-ну… почти.
– Значит, что-то есть?
– Да, – наконец решилась она. – На самом деле отработанные кассеты оставались у меня. Он просто о них не спрашивал – может быть, просто забывал. Все-таки возраст.
– Почему ты не сказала им об этом?
– Просто в тот миг вылетело из головы: наверное, я слишком была напугана.
– А сейчас где эти материалы – у тебя с собой?
– Нет. Тогда они увидели бы.
– Тебя обыскивали?
– Я бы не сказала. Но попросили показать все, что было при мне – в сумке, карманов у меня нет.
