фоне Кисловодского орла.
Загоруйко смешалась.
— Понимаете... Мы с Тоней действительно были когда-то очень дружны, но потом, в жизни всякое бывает, разошлись...
Маргонин лишь укоризненно покачал головой:
— Но теперь-то, Галина Ивановна, вы, надеюсь, не станете отрицать, что хорошо знакомы с приемным сыном своей сестры? Кстати, я должен предупредить вас об ответственности за ложные показания.
— Вообще-то слышала о нем, конечно.
— Почему же сразу не сказали об этом?
— Просто забыла, что есть такой на свете.
— Может быть, вспомните все-таки что-нибудь о нем.
— Нет, я ничего о нем не знаю.
— Нам придется произвести у вас обыск.
— Что же, обыскивайте...
Двое понятых внимательно следили за сотрудниками милиции, производящими обыск. Ни в комнатке Галины Ивановны, ни в пристройке украденных вещей не оказалось. Но рассматривая семейный альбом, Маргонин обнаружил фотографию юнкера с надписью: «Дорогой тете Гале от Анатолия».
— Так вы и теперь будете утверждать, что всего лишь только понаслышке знаете Анатолия Панкратьева?
Загоруйко всхлипнула:
— Извините ради бога. Я думала, что его разыскивают как бывшего офицера, и поэтому не хотела говорить о нем. Простите, пожалуйста, я испугалась.
— Могу вас заверить, что как бывшему офицеру ему ничто не грозит. Интересует он нас по совершенно другому поводу. Расскажите, когда вы его видели в последний раз.
— Я все скажу, — торопливо заговорила Загоруйко, — недели две назад, часов в восемь вечера ко мне кто-то постучал. Открыла дверь и удивилась — Анатолий. Я сразу его и не узнала, ведь мы не виделись пять лет — с тех пор, как я гостила у сестры в Ташкенте. Детей, как вы знаете, у меня нет, и Толю я очень любила. Он казался мне обделенным родительской любовью. Когда ему было 10 лет, сестра родила Петю, и с этого времени воспитанием Анатолия никто не занимался. Он был предоставлен сам себе, а в 1915 году отец отправил его в юнкерское училище.
— Анатолий остановился у вас?
— Нет. Ему у меня не понравилось. Вы же видите: комнату я сдаю курортникам, а сама живу в сарайчике. Поэтому, наверное, он и не остановился у, меня, а снял квартиру.
— Где?
— Не знаю. Честное слово!
— Вам известно, что Близнюкову вчера обокрали? Взяли много ценных вещей.
Загоруйко, потеряв сознание, чуть не упала со стула. Маргонин подхватил ее, уложил на диван, налил в стакан воды и поднес к ее губам. Когда Загоруйко пришла в себя, Маргонин продолжил допрос:
— Советую чистосердечно рассказать все, что вам известно об Анатолии Панкратьеве. Так будет лучше и для вас, и для нас.
— Да, да, — согласилась Загоруйко. — На другое утро после приезда, — продолжала она запинаясь, — Анатолий пришел ко мне и рассказал, что поссорился с отцом и сейчас не имеет средств на жизнь. Я посоветовала ему устроиться на работу. Между прочим рассказала о своей племяннице, которая получила наследство после смерти мужа. Это заинтересовало Толю больше, чем я предполагала. Каким-то образом он узнал и адрес Лиды и через несколько дней пришел ко мне, как он сказал, с «серьезным разговором».
По его словам, Лидия — неблагодарный человек: ведь только с моей помощью она устроилась к доктору и если бы не я, не получила бы и наследства, а значит, тысячи три, не меньше, из оставшихся после смерти Близнюкова денег принадлежат мне. Я тоже считала, что Лида могла бы одолжить недостающую мне для покупки дома сумму, тем более, что я собиралась и в будущем сдавать комнаты курортникам и через несколько лет полностью расплатилась бы с ней. «Если Лида сама не захочет одолжить тебе деньги, мы заставим ее это сделать», — заявил Толя.
«Как же?» — спросила я. Анатолий вынул из кармана кусок пластилина. — «Зайди к своей племяннице в гости и сделай отпечаток ключа. Остальное — моя забота. Я сделаю по слепку ключ, зайду в отсутствие Лидии в дом, возьму деньги и, между прочим, оставлю расписку. Шума Лидия поднимать не станет, а деньги ты ей постепенно вернешь».
И я согласилась... Но Анатолий, хотя и заходил несколько раз в дом к племяннице в ее отсутствие, денег так и не нашел.
— Выходит, он все-таки решил вознаградить себя за хлопоты?
— Не может быть! Толя на такое не способен.
— Тем не менее, кража совершена, и вас придется задержать как соучастницу, — заявил Маргонин.
Оперативники, дежурившие во всех «злачных» и увеселительных заведениях города, неожиданно сообщили: в одном из ресторанов появился человек, похожий на разыскиваемого. Маргонин приказал проследить за ним и установить, где он проживает.
Под утро, поднявшись по мраморной лестнице гостиницы «Гранд-отель» на второй этаж, Маргонин вместе с дежурным агентом постучался в 226 номер. Дверь долго не открывали, наконец, заспанный голос поинтересовался — кто там?
— Угрозыск. Откройте.
Анатолий показался в дверях.
— Что вам нужно? — спросил он, судя по всему, еще окончательно не проснувшись.
— Вот ордер на обыск в вашем номере.
Анатолий встретил это сообщение спокойно.
— Одевайтесь, Андреев, — от портье Маргонин узнал, что Анатолий проживает в гостинице под этой фамилией.
Комната была оклеена светло-розовыми обоями и обставлена дорогой мебелью. В шкафу висели костюмы — светлый в полоску и темный, в котором Анатолий был в ресторане. В кармане темного пиджака оказалась толстая пачка денег — около трех тысяч рублей.
Обыск уже заканчивался, когда Маргонин обратил внимание на самовар, стоявший на тумбочке. Его привлекла не только оригинальность формы и искусство, с которым была изготовлена эта вещь. Самовар оказался намного тяжелее, чем можно было предположить с первого взгляда. Рассмотрев его хорошенько, Маргонин обнаружил знак пробы.
— Откуда здесь серебряный самовар?
Анатолий пожал плечами.
— Он был в номере, когда я въехал в гостиницу.
— Значит, имущество гостиницы? — обратился Маргонин к портье, присутствующему в качестве понятого.
— Нет, — пробормотал тот.
— Пойдемте с нами, гражданин Андреев, — предложил Маргонин, — разберемся, что к чему, и самоварчик с собою захватим.
В отделении Маргонин вынул из ящика стола бланк протокола допроса.
— Ваша фамилия, имя, отчество?
— Андреев Анатолий Николаевич.
— Чем вы можете это подтвердить?
— Вот удостоверение.
По совету начальника уголовного розыска Маргонин решил построить допрос так, будто ему неизвестно, что Панкратьев носит чужую фамилию.
— Откуда у вас серебряный самовар?
