дворец Монтесумы, который с тех пор для них стал ненавистным предателем. Рассказывали, будто Монтесума умер во время штурма, но не от оружия, а потому, что его поразили гневом боги. Глухой ночью тласкаланцы бежали из дворца, и новым правителем города сделался отважный Куитлауак… Однако через год Кортес вернулся. С ним было только девять сотен испанцев, зато сто тысяч воинов Тласкалана. Теночтитлан пал, и было убито двести сорок тысяч ацтеков… Не все они были солдатами, Баррет.
— Ну, на войне всегда так. Однако какое тебе до этого дело, малыш?
— Сейчас Теночтитлан мертвый город. Миктлантекутли был его стражем, пока один из твоих соотечественников, некий Фрост [27], не перебил слуг бога.
— Так это Фрост унес сокровища?
— Кое-что. Но он не понял истинного наследия ацтеков.
— Какого?
— Бессмертия.
Баррет плеснул вина на дно стакана, хотел было выпить, но передумал.
— По твоим рассказам, они вообще-то умирали тысячами.
— Только не Монтесума, — холодно сказал Тэдди. — Он выжил, был проклят и получил бессмертие. А потом провел еще много лет в бесполезных надеждах возродить свой народ.
— Не очень веселая жизнь.
— Время ацтеков истекло. Но вот белые… Проклятие можно сделать благословением, суть в том, для чего использовать бессмертие.
— Разве такое возможно?
— Да. Миктлантекутли способен подарить вечную жизнь любому. Ему это легко — достаточно не пустить избранного в ад. Но он хочет жертвы. Ему нужен глаз Камаштли. Камаштли, отца Кетцалькоатля. Камаштли, покровителя врагов ацтеков.
— А при чем здесь я?
— Для того чтобы украсть камень бога, нужен белый человек. И я занялся этим — выбрал вас. Слух о том, что вы стали капером испанцев, распустил я — мне нужно было вызвать у вас желание убраться с Архипелага. Я подсунул вам карту и волшебную кружку. А вот довели команду «Синего цветка» до бунта вы в основном сами. Признаться, в этом нет ничего удивительного — самодурство Баррета давно стало легендой. Брасье, который телом и душой давно принадлежал богу смерти, отменно сыграл свою роль — подложил Кормику слегка подпорченный карабин. Кормик оказался превосходным стрелком, но сумел лишь задеть вашу руку. Вы остались в живых, попали в Новую Испанию вместе с картой и совершили то, что должны были сделать. А теперь отдайте мне изумруд.
— Руки прочь, малыш. Я трудно расстаюсь со своим добром Я устал от болтовни. Только эта усталость мешает мне прикончить тебя, крысенок, на месте.
— Меня? Сына бога смерти?
— Врешь.
— Нет, я сын самого Миктлантекутли и смертной женщины. Я буду жить вечно и никогда не умру.
Тэдди поджал тонкие губы и умолк.
— А ты что скажешь, Пэм? — спросил ошарашенный Баррет.
Памела молчала, непролитые слезы собрались у ее нижних пушистых ресниц.
— А что она может вам сказать? — фыркнул Тэдди. — Миссис Форстер заключила со мною сделку.
— Чем она расплатилась с тобою?
— Ах, как вы ревнивы! Да уж не тем, о чем вы сейчас подумали. В некотором роде за нами долг, ее отец повредился рассудком, случайно встретившись с богом. Со стариком поступили неосторожно.
— Что за браслет у Памелы повыше локтя?
— Точно такой же талисман, какой вы содрали с Брасье. Французу рассекли ухо, чтобы вытащить серьгу, но, думаю, у вас не хватит духу отсечь руку красивой женщине.
— Плохо ты знаешь меня, уродец.
Баррет на пять дюймов выдвинул клинок из ножен. Тэдди пожал плечами.
— Валяйте, вынимайте саблю и рубите. Я посмотрю, что у вас получится. Миссис Форстер, закатайте рукав…
Ресницы Саммер намокли от слез, два тонких ручейка потекли по гладким щекам.
Баррет отвернулся и убрал оружие.
— Форстер знал об изумруде?
— С некоторых пор — да, знал. Мы и его подчинили. Беда в том, что рассудок его жены оказался не на высоте. Иметь дело с покойным Найджелом было проще и практичнее.
— Кто из них мне солгал?
— Да никто. Поймите, правду сказали они оба. Отец красавицы много плавал, в конце концов заразился лихорадкой и свернул с ума на пустом острове. Форстер подобрал сиротку, но от его крутого нрава, поверьте мне, разбегалось все живое. Девушка, конечно, помучилась, а потом сбежала тоже, но жизнь по кабакам ее не устроила. Деньги у нее в руках просто таяли. Мы использовали ее, чтобы подтолкнуть вас к экспедиции в Теночтитлан, но эта женщина — слишком хрупкий инструмент. У нее начались провалы в памяти. Сейчас ваша дама не более нормальна, чем ее покойный папаша перед кончиной. Жаль, она довольно красива.
— Я не верю ни единому твоему слову.
— А и не верьте — мне-то что?
Баррет отошел в сторону — на столе лежал оклеенный пестрой бумагой осколок зеркала, должно быть, забытый там квартеронкой Хлоей. Питер поднял его и сунул прямо под нос Тэдди. Лицо Тэдди отразилось в мутном стекле.
— Какой, к дьяволу, ты наследник Миктлантекутли? Посмотри на свою подлую рожу. Сначала ты втерся в доверие к Пэм и обобрал ее как мог, пользуясь ее легковерием и притворяясь бессмертным существом. Потом твои сообщники женили на ней Форстера и постарались сделать Памелу Форстер богатой вдовой. Я не удивлюсь, если она будет объявлена сумасшедшей и скончается, едва успев подписать завещание…
— А кружка? А изумруд?
— Мой судовой врач страдает запоями. Он мог рассказать о кружке кому угодно — по кабакам. Словом, про кружку и карту ты узнал от шлюх, про поддельный изумруд — от Юджина Хакстера, о городе индейцев — от кого-нибудь из моей команды, допустим, от болтуна Раймонда. Насчет бунта Кормика, откровений Брасье и серьги в ухе у Ролана тебе, пожалуй, выложил Смок — парень здоров как бык и доверчив словно теленок. Письмо Форстеру Пэм заранее написала под твою диктовку. Старину Найджела на Эспаньоле могли убить ваши люди, а могли и испанцы. Вот и все. Вы зарились на наследство Саммеров- Форстеров. Сегодняшняя твоя история о богах фальшива вся насквозь и состряпана только для того, чтобы вытянуть у меня дорогой камень. Не сомневаюсь, что мозг тайной компании мошенников — именно ты.
Оскорбленный карлик зашипел словно рассерженная кошка.
— Ты принижаешь непонятное, тупица. Я наследник Миктлантекутли.
— Разве? Ставлю дублон против фартинга, что ты сын портовой шлюхи от неизвестного отца.
Тэдди не ответил. Если бы взглядом можно было пронзать, Баррет, наверное, лежал бы с пробитым сердцем, однако взгляды убойного свойства не имеют.
Памела прятала мокрое от слез лицо в узких ладонях.
— Пошли отсюда, Пэм.
Он взял женщину за запястье и выволок ее на улицу. Щенок Саундер выскочил следом.
Через квартал эту троицу догнала запыхавшаяся женщина в яркой одежде — подол мотался по пыли, темные кудри и слишком пухлые губы выдавали в ней квартеронку.
— Мистер Баррет! Погодите.
— Чего тебе, красавица?
— Вы меня помните? Я Хлоя. А Пэм вы заберите с собой, ей-богу — заберите, покуда плохого не приключилось. Я люблю эту девочку словно родную. Конечно, ее содержание мне обходилось дороговато…
