- Ф-фена-мин?
- Да.
В наступившем молчании стало отчетливо слышно чириканье воробьев и шум кастрюль за стеной.
- И-иди, - сказал Илья.
По интонациям его заикающейся речи ничего нельзя было понять, и Элефант пристально посмотрел на Охотника.
- И-и-ди, иди. Я п-по-пробую. Не-е отни-имай вре-мя.
Все еще не до конца веря своим ушам, Элефант встал и, пожав руку калеке, вышел из комна ты. Его не терзала совесть, он не думал о том, что, как знать, только что послал человека, това рища, на смерть. 'Каждый должен делать свое дело', - так бы ответил он и, будь сам перед подоб ным выбором, не раздумывал бы.
Глава V
Когда я проснулся и выглянул наружу из-под укрывавшей меня шкуры, стоял день. Небо было затянуто серой пеленой туч, дул легкий ветер.
Поляна была пуста, остались только следы людей да черные пепелища костров. Смутно я стал вспоминать, что меня будили, но потом, видно, отстали, завернули в шкуру и ушли. Еще я заметил, что лежал теперь на месте одного из костров, куда меня переложили, убрав пепел и уголья. Внутри скатанной в кокон шкуры, а вернее - плаща, сшитого из нескольких шкур, было тепло, и я снова нырнул с головой в его теплое лоно.
'Какая щедрость, - подумал я, - оставлять мне эту бурку. И это при их нищенской бедно сти.'
Бродячие артисты представились в моем сознании чуть ли не ангелами-хранителями не путевых путешественников.
Что-то врезалось мне в ногу, я сунул руку в карман и достал оттуда кремень и мешочек с тру том. Но чего-то там теперь не было.
'Король!' - вспомнил я.
Значит в обмен на свой дар они забрали фигурку костяного короля.
'Ну, что ж, вот он и отплатил мне свой долг. Думаю, он и здесь не пропадет и, скоро перейдет в хорошие руки и потребует себе не только подданных, но и врагов'.
Мысль, зацепившись за шахматного монарха, потянула цепочку воспоминаний...
- Агата! - вскричал я, как ужаленный. Сон во всех своих мельчайших подробностях всплыл в моей памяти.
'Мир Черного Рыцаря, вот я где', - понял я, вспомнив слова...
Я проснулся в разгар дня, когда солнце уже взобралось на самую вершину своего зимнего восхождения, и его холодные пронзительные лучи словно бы рентгеном просвечивали лес. Стряхнув с себя пудру снега, выпавшего утром, я встал и, размяв затекшие члены, предался со зерцанию вида, открывшегося передо мной. Многочисленные холмы, поросшие лесом, про резаемые дорогой, огромные проплешины полей, озеро, угадывающееся в округлом белом пятне, замок, едва различимый вдали, с блестящими золотом шпилями, несколько замысло ватой формы облаков, напоминающих своим видом фантастические птичьи перья.
Я плотнее закутался в шкуры и двинулся вниз, с холма, прокладывая траекторию своего пути между замком и озером Трех Копий - план местности был знаком мне в мельчайших подроб ностях и я сразу узнал ее, как, впрочем, и замок герцога. Однако я не знал, было ли уже сражение у Двух Орлов и находится ли герцог уже в изгнании? И принял ли монастырь Четырех Отшельни ков на себя бремя власти, или все еще течет мирное время, и охотничьи своры герцога гоняют оленей по окрестным лесам?
Я шел, наслаждаясь тишиной в природе и в своей душе. Словно бы на бурные осенние воды были наброшены оковы из тонкого, как папиросная бумага, льда, и все разом замерло. Ни со мнений, ни страхов, ни спорящих между собой желаний не было сейчас в моей душе. Только одно устремление, нечто такое, что делает наши поступки еще более материальными, чем реальные предметы, формирует из пространства и времени жесткий коридор, ведущий пря мо к цели, неотвратимо, как желоб направляет прихотливую воду в нужное место, собирая все силы для выполнения одной задачи.
В такие часы мысль легка и свободна, она избавлена от мелочной опеки действий, от пере бора вариантов, от извечной каторги выбора. И я думал о своем предназначении, о сложном узоре собственной жизни, вплетающемся в общий ковер, о друзьях, об Агате, о ее замершей в ожидании душе, о Книге Судеб... Еще я думал о том, как страшно и непоправимо ошибся док, на правив меня по ниспадающей ветви сознания. То, что он ничего не знал о трассер-дао, оправ дывало его, но не меня, позволившего совершить над своим сознанием это насилие...
Думал я и о Книге Судеб - моей цели, и словно бы видел ее перед собой, огромную, пыльную, шершавую на ощупь. Думал о подземном ходе, ведущем к ней, о входе в него.
Я представил себе валун, и мышцы невольно напряглись при мысли о том, что придется его отодвигать, робко запротестовали. 'Ничего, - успокоил я их, - Черный Рыцарь был... нет, ого ворился, есть предусмотрительный малый. Невдалеке бьет волшебный ключ, придающий си лы'.
Продолжив мысленный путь, я увидел и сырой подземный ход, и тяжелую дверь на массивных петлях, и узкую винтовую лестницу, прорубленную в скале. Ход ведет прямо в библиотеку зам ка. Сейчас ею, как и Книгой Судеб, владеет Маркграф. Он труслив, осторожен и вряд ли доверяет кому бы то ни было охрану своего сокровища, разве что собаке...
Я вспомнил охотничьего пса, который выскочил на меня возле опушки леса. Совершенно белый, с круглыми огромными глазами, с пеной у рта, он по инерции сделал в мою сторону не сколько прыжков. Я обмер, но он, видимо, просто ошибся, и его хозяин в тот день охотился вовсе не за двуногой дичью, поэтому пес круто повернул и кинулся обратно в лес.
Что, если там будет такая же псина?..
Я медленно, на ощупь, поднимался по ступенькам винтовой лестницы, вырезанной в тол ще камня. Мой факел погас еще на полпути, хорошо хоть подземный ход был прорублен эконом но, без тупиков и подземных комнат.
Мысли бродили во мне, словно бы и для них погас этот освещающий дорогу факел, и я думал о том, какой же я счастливый и несчастный человек, как сплавились во мне эти два противопо ложных начала; и еще о том, какие же надо пройти испытания, какой разжечь душевный огонь, чтобы расплавить этот неподвижный сгусток, и, быть может, тогда, если я не сгорю, удастся разделить эти два компонента и оставить одно звонкое монолитное счастье, навсегда рас статься с мучением, болезненностью постижения мира и самого себя, со злобой, порожден ной бессилием, со страхом, стать неуязвимым для усталости и лени, начать, быть может, черт меня подери, жить, как не жили даже завистливые и праздные боги Олимпа.
Подъем, наконец, закончился, я уперся в твердую деревянную преграду и присел прямо на каменный пол, переводя дух, а заодно вспоминая, каков механизм потайной двери и где может быть расположена включающая его рукоять.
Там, за дверью, мерещились отчего-то скелеты, прикованные к мрачным сырым сте нам, летучие мыши, шныряющие в полном мраке, скорпионы с их смертельными жалами... Не