В большой, совершенно пустой кубической комнате, перед окном, которое было прямо на против двери, спиной к вошедшему, на полу, среди вороха разбросанных бумаг, сидел не складный худощавый юноша и что-то вырезал ножницами. Перед ним на подоконнике стояли три искусно сделанные фигурки, показавшиеся Распутину издалека маленькими фотогра фиями с подпорками сзади.
- Роман Родионович? - не отрываясь от работы, спросил юноша. - Проходите, я вас жду. Извините, я сейчас закончу. Через три минуты я буду свободен.
Гость прошел к самому окну, осторожно обогнув тонущий в обрывках цветной бумаги ма кет, который и показался ему с первого взгляда комом ненужной бумаги, и сел на единственный предмет мебели в этой комнате, широкий табурет, обитый кожей. У него было несколько минут, чтобы осмотреться и получше разглядеть хозяина.
'Никогда бы не подумал...- разглядывая лицо магистра, подумал социолог, - такое про стое, неприметное лицо... с первого взгляда почти детское, но наверное, он ненамного моложе меня. Лет на шесть-семь...'
Кроме макета, едва выглядывающего из-под обрезков бумаги, магистра и трех фигурок на подоконнике, разглядывать было нечего, и, мельком отметив про себя, что стены оклеены не обоями, а старыми газетами, причем 'вверх ногами', Роман Родионович принялся разгля дывать крохотные фигурки.
'Изумительная работа', - присмотревшись повнимательней, отметил он.
Все было сделано тонко, с изяществом, раскрашено, и даже позы и выражения лиц пере давали свойства натуры маленьких, словно живых, человечков. С тем же совершенством был сделан и дворец, в котором, знай Роман Родионович хоть сколько-нибудь о трассе Маэстро, вмиг узнал бы Его дворец, как, впрочем, в миниатюрных фигурках на подоконнике - самого Маэстро, Агату и Дока.
Да, это было поразительное зрелище. Окна дворца светились тончайшими пластинками стекол, мерцали маленькие ручки на дверях, а фигуры и барельефы, обильно украшавшие фа сад, были исполнены без видимых признаков упрощения.
- Вы, наверное, смотрите на все это и думаете - вот один из тех, кто предпочитает реально сти мир иллюзий? Мысль, конечно, банальная, но почти неизбежная при подобном равнодушном приеме гостя. Сейчас я уже заканчиваю. Просто я привык все доделывать до конца. А на кухне нас уже ждет чай. Если не откажетесь.
- Нет, не откажусь. И про отринувших мир отшельников я тоже не думал, да и не считаю вас, трассеров, такими. Это, скорее, всеобщее заблуждение, чем правда.
- Неужели?
- Я встречался со многими трассерами и лучше других знаю, что они открывают для себя путь в необычный мир, красочный, удивительный, похожий на изящную головоломку. И мне ли, психологу, не знать, что человек так уж устроен, что не может не поделиться с людьми своим открытием, своей радостью. Зачем ему чудеса и всесилие, если о них никто не знает? Не по хвастать, это, знаете ли, совсем не по-человечески. Если брать в процентном отношении, то среди трассеров больше, чем в других категориях населения, художников, музыкантов, по этов...
- Вот я и готов, - Элефант отложил ножницы и поднял глаза на гостя.
'Черт меня совсем побери', - только и подумал психолог, оторопев.
Такой глубокий, спокойный, дружелюбный взгляд до сих пор в своей жизни он встречал толь ко на полотнах великих художников.
- Чай наверняка уже вскипел. Пойдемте на кухню, - Элефант встал с пола, по-кошачьи потя нулся и прошел в коридор, увлекая за собой гостя.
- Трассер-Дао сегодня, - продолжал Магистр, - только слабая попытка интеллекта восста новить утраченные позиции в обществе. Совершенствование мышления - процесс необра тимый, и мысль, вообще говоря, не боится ни реакции, ни извращения. Живое всегда побеж дает мертвое. Поэтому, если кто-то думает, что т-дао поможет ему совершить побег из одиноче ства, он сильно сужает возможности учения, а потому - ошибается. Социологи говорят, что т-дао - реакция на современное кричащее несоответствие творческих сил развитого мозга и реальных возможностей. Еще они нажимают на противопоставление т-дао материализму. Что ж, если их ни на что не достает больше, чем видеть причиной всякого явления несовершенство мира, и всякую мысль противопоставлять материи, оставим их в покое. Трассер-Дао не боится ни лжи, ни извращений, единственное из учений, что само может постоять за себя.
Т-дао - это современная магия, без мистических ритуалов и обрядов посвящения; это путь сквозь чреду таинственных дверей, открытых для того, кто сохранил детскую непосредствен ность и жажду чуда, кто мечтает о волшебных мирах, сказочных сокровищах, прекрасных пери и загадочных лабиринтах; для того, кто несет в себе печать разума, для того, кто умеет упорно идти к цели.
Т-дао - дверь, а 'Глобалистик' - карта и оружие; конечно, и то, и другое в том же смысле, в ка ком оружием является свиток с приемами джиу-джитсу - ими надо еще овладеть.
Так же последовательно и уверенно, как говорил, Магистр разлил чай и нарезал хлеб.
* * *
Большое трехстворчатое окно выходило во двор, и с высоты третьего этажа площадь скве ра, разбитого внизу, была равна площади черного ночного неба. Уличные фонари уже не го рели, и потому звезды, висевшие над квадратом двора, были видны особенно отчетливо.
Домашние Романа Родионовича уже выехали на дачу, дома его никто не ждал, и ему некуда было торопиться. И эта столь редкая для него возможность не торопясь, со смаком, с удовольст вием побеседовать о вещах, обсуждать которые в обыденной жизни было не с кем, разве что иногда думать о них в редкие минуты одиночества, или за книгой, особенно древней, созданной без спешки, с тщательным отбором мыслей и слов для их воплощения, эта возможность воспри нималась им как неожиданный подарок Судьбы. Элефанту же был неприятен этот человек, но какие-то тайные нити связывали их, и магистр, увлекшись беседой, никак не мог остановиться, с некоторым даже удивлением наблюдая за самим собой.
Во всем городе, если не считать сотен пар влюбленных, не было сейчас двух людей, столь по нимающих друг друга. Слова, фразы, начала мысли было достаточно, чтоб тут же охватить ее целиком и продолжить, либо ответить контраргументом. Знания и приемы мышления были у них во многом схожи, но идеологии были несовместимы, поэтому каждый из них понимал, что эта встреча первая и последняя, и что, не питая никакой личной неприязни друг к другу, они навсе гда останутся непримиримыми врагами. По силе мышления, по убежденности в своей право те, по силе характера они были достойными противниками, но Роман Родионович с сожале нием понимал, что система, одну из мозговых клеток которой он представлял, не скоро еще до пустит его к каналам управления, в то время как Элефант уже возглавлял хоть и многократно меньшую, но зато очень целостную и жизнеспособную структуру. А ведь история уже знает пример, когда небольшие теплокровные вытеснили огромных динозавров, и психолог чувст вовал себя частью такого именно динозавра, неповоротливого тугодума с маленьким моз гом и большим брюхом.
Напоследок, перед расставанием, Роман Родионович, вспомнив старуху, убитую 'за идею', подумал, что будь он на месте магистра, страна недосчиталась бы завтра одного психолога, но тут же спохватился, ведь если бы он прошел путь до магистра, то это значило бы, что он неспо собен на антигуманные мысли, не то что на поступки. Это успокоило его, и с легким сердцем брел Роман Родионович по пустынным петербургским улицам. Кого надо бояться - так это его.