начнем переговоры с семьями. Будет очень хорошо, если вы, достойный собред, останетесь на время переговоров с нами: это сразу повысит наш авторитет.
– Ну что же, – благожелательно ответил собред. – С радостью помогу вам и в этом.
– Мы сердечно вам благодарны, – поклонился Федоров. Про себя он, впрочем, полагал, что сговорчивость собреда была вызвана всего лишь боязнью показаться во все еще волнующемся зале без только что найденной им защиты.
– Кстати, я думаю, что вам опасаться особенно нечего, потому что все основные обвинения, выдвинутые против вас, поддаются свидетельствованию. Думаю, что сию минуту вы сами в этом убедитесь: ваш прекослов уже возвращается с кем-то – по-моему, с представителем одной из семей, – принялся рассуждать собред.
И в самом деле, Алас поспешно приближался к столику; за ним поспешал солидный и хорошо одетый иссорианин.
Усевшись за столик и выслушав объяснения, он заявил, что никаких принципиальных трудностей в разбираемом деле не усматривает ни для подсудимых, ни для себя и своей семьи. Наоборот, все, по его мнению, было очень просто.
– И все же, я не уверен, – проговорил все еще не избавившийся от сомнений Изнов. – Например, то, что мы прибыли без приглашения…
– А почему, собственно, вы решили, что прибыли без него? – даже удивился семьянин.
– Но ведь приглашения нет?
– Но это вовсе не значит, что его не имелось. Почта, друг мой, у нас давно уже работает из рук вон плохо. Документ был вам отправлен, однако затерялся в дороге.
– Могут потребовать почтовую квитанцию…
– Могут, конечно. Но нигде нет прямого указания на то, что подобные документы следует отправлять именно заказными письмами. Письмо было простым, а следовательно, никаких квитанций не было и быть не могло. Зато еще одиннадцать граждан своими глазами видели, как я писал приглашение и отправлял его, и каждый из них с радостью подтвердит это.
– Вы буквально возвращаете меня к жизни, – проговорил Изнов.
– Да, именно это мы и делаем. Согласитесь: это немалая услуга, не так ли?
– Не могу выразить, как все мы вам благодарны.
– Ну, отчего же такое самоуничижение: не можете выразить! Очень даже можете. Это вполне в ваших силах. Благодарность у нас принято выражать в граанских барсах, в определенной их сумме.
– В какой же именно? – поинтересовался на сей раз Федоров.
– Ну, это можно без труда подсчитать. Сколько стоит сегодня жизнь? Тих Алас, вы не помните?
– Восемь тысяч сто двадцать пять соров, – сказал Федоров.
– Вы уверены?
– Так было написано.
– Вчера, друг мой, столько она стоила вчера. А сегодня?
– Она несколько подешевела, – не сдержав легкого вздоха, сказал прекослов. – Сегодня – восемь тысяч сто ровно.
– Видите, мы остаемся честными даже себе в ущерб, – произнес семьянин. – Значит, эта сумма и кладется в основу расчетов. Сколько вам лет, уважаемый?
– А какое это имеет значение?
– Весьма существенное. Пользуясь среднестатистическими данными и зная ваш возраст, мы можем более или менее достоверно установить, сколько вам еще предстоит прожить, если вынесенный вам приговор будет при нашей помощи пересмотрен или совсем отменен. Несчастные случаи в расчет не принимаются. И вот каждый час той предстоящей жизни, которую мы для вас сохраняем, требуется умножить на восемь тысяч сто соров…
– Но это же получится черт знает сколько!
– В сорах, друг мой, не пугайтесь: всего лишь в сорах. А если мы эту сумму… Одну минутку (он вытащил из кармана калькулятор)… Эту сумму переведем по нынешнему курсу в граанские барсы, то получим… получим…
– За все про все – четыреста тысяч, включая подготовку документов и все, что понадобится, – сказал Алас, не дожидаясь результата подсчетов.
– Аванс – сорок процентов – немедленно, – завершил семьянин, пряча калькулятор в карман.
– Мы готовы согласиться с вашими выкладками, – сказал Изнов семьянину. – Но вынуждены обратиться с единственной просьбой: оказать нам услуги в кредит. Видите ли, в данный момент…
– У вас нет денег?
– Вообще-то они есть. Но не при себе. Нам могут доставить их каждую минуту.
– Думаю, не позже чем через час, – уточнил Алас. – Пойду, попробую созвониться по этому поводу…
И он торопливо вышел из обеденного зала.
– Мне очень жаль, но на таких условиях мы не работаем. У нас ежечасно меняются цены не только на жизнь, но и на все, что в ней и для нее требуется. Через пять-десять часов цены могут подскочить в сто раз, а может быть, и в тысячу. И каким станет курс – приходится только гадать. Нет-нет, друг мой, мы давно
