На всякий случай, он повторил текст дважды. Выключил аппарат, убрал в сумку: технику он оставлять не собирался. Жалко было. Но, подумав, махнул рукой: тащить с собой не очень-то портативный аппарат – опасно, таможенный досмотр проходить придется не однажды, может привлечь внимание. Приюты, как известно, не самые богатые заведения, а уж таскать такое с собой… Вот если бы Берфитт оставил портативный аппарат, в кейсе, но он и раньше был скупым до невероятности, и ту штучку забрал с собой. Ладно, пусть пропадает…
Теперь все было, наконец, закончено. И Урбс, прощальным взглядом окинув свое гнездо, подхватил заранее уложенную сумку и вышел – поднимать всех спящих, грузить ветеранов и трогаться в путь, пока все еще спокойно.
Отзывать тех, кто был в разведке, он не стал. В дороге ему столько народа и не нужно. Ничего, не пропадут. А если приведется сюда еще вернуться – оправдается. Хорошо, что Армия Бахуту медлит; можно уехать без лишнего шума. Да, собственно, ничего другого от них и ожидать было нельзя. Итак, вперед.
Мерцалов пытался мысленно расставить все фигуры на доске так, чтобы в расположении их возникла какая-то логика – пусть на первый взгляд и скрытая, как в шахматной задаче. Или в геометрической теореме.
«Итак, что нам дано?
Милов канул в неизвестность где-то в Майруби – или, во всяком случае, в том районе. И то же самое, оказывается, произошло и с тем самым Докингом, что помчался туда из Москвы, даже не попрощавшись.
Милов и Докинг. Помнится… нет, точно: Докинг говорил, что они с Миловым когда-то работали вместе по какому-то делу. Значит, не только знакомы, но между ними существует и определенная сработанность.
Могли ли они встретиться? Могли. Случайно? Нет, даже не случайно. Милов был в контакте с тамошней полицией. Ну, а Докинг наверняка явился туда: к кому же ему было еще обратиться, если эта его поездка имела конкретную розыскную цель? А если бы такой цели не было, он бы и не поехал вовсе.
Итак, предположение об их встрече не является натяжкой. Оно реально.
Допустим, встретились. И вместе начали разрабатывать какое-то дело. Милов тогда докладывал, что вышел на что-то интересное, пусть к России и не имеющее непосредственного отношения. Какой-то интерес был и у Докинга. И они, предположим, решили объединить усилия – может быть, в работе над миловским делом, может быть – по программе Докинга. Но могло быть и так, что и тот и другой вышли на одно и то же, только с разных сторон. Это не очень удивительно: чтобы увлечь и того и другого, дело должно было оказаться масштабным; эти люди не из тех, кто ловит карманников».
Одно дело. Масштабное. Однако список дел глобального масштаба, над которыми работали интернационально, в распоряжении Мерцалова имелся. И не составляло большого труда с ним ознакомиться.
Мерцалов так и сделал – загрузил список и стал неторопливо, внимательно вчитываться и вдумываться.
Список был не очень-то велик. И отметить там можно было лишь немногое. Особенно по линии незаконных перевозок.
Вот например: поиски новых маршрутов для контрабандной переправки наркотиков из хорошо известных, в общем, районов планеты.
Эта тема неизбежно появлялась в каждой ориентировке МАБа, но если бы ее даже вдруг не стало, все равно, никто бы о ней не забыл: поиск новых троп и составлял основное занятие людей Мерцалова. И тем более Службы, которой ведал Фэрклотт. Если бы Докинг с Миловым вышли на что-нибудь интересное в этой области, они не стали бы таиться, наоборот, сразу же ударили бы в большие колокола, дали информацию, затребовали помощь…
Нет, похоже, их заинтересовали не наркотики.
Что там следующее?»
Мерцалов скользнул взглядом по следующим строчкам. Некоторые из них оставил без внимания: там речь шла совсем о других делах – промышленном шпионаже, шантаже в крупных масштабах, терроризме. Все это было, конечно, весьма важно – но не для него, и не в данном случае.
Ага, вот еще интересная ориентировка: подозрения по поводу контрабандной перевозки человеческих тканей, предназначенных для пересадки. Он пробежал глазами список возможной контрабанды, и даже поежился немного: как-то не по себе было от того, что человеческое тело, разъятое на части, становилось предметом оживленной торговли, а значит, и контрабанды, от этого уж никуда не денешься.
Собственно, тема эта возникала не впервые. Да и с Докингом, когда он приходил, поговорили на эту тему вдоволь, да. Но на сей раз Мерцалов впервые воспринял ее, как нечто, имеющее к нему прямое отношение. Раз в Москве открывается клиника, которая именно этим и будет заниматься – исключительно этим, – значит, незаконная перевозка этих самых тканей («Тьфу, – подумал он с неудовольствием, – слово- то какое употребляют: как если бы речь шла о провозе какого-нибудь шелка или… ну, какие там еще бывают мануфактуры?») – перевозка эта могла в самом близком будущем возникнуть и на московских путях-дорогах. Или – как знать – уже возникла?..»
Он наморщил лоб.
«Докинг в связке с Миловым. Могли ли они так вот – вплотную, по крупному – заинтересоваться человеческими тканями?
Докинг безусловно: он сам говорил, что это сейчас и было его основной задачей, делом чести, что ли. Но вот Милов? Он в принципе не ведомый, он сам из ведущих. Конечно, для того, чтобы спасти, скажем, чью-то жизнь, он может отложить свои дела и подключиться к чужой разработке. Но только в критической ситуации. Так что вряд ли Докинг мог его просто уговорить. Нет.
Ну а если речь шла не об уговоре? Если Милов сам решил заняться поиском в области контрабанды тканей?
Конечно, на такое он способен, но только если у него возникла какая-то серьезная информация относительно того, что эта контрабанда каким-то своим боком задевает Россию. Однако таких данных у него быть не могло, им неоткуда было взяться: разговоры о новой клинике пошли уже после его ухода с активной работы. Намного позже они возникли. И даже не у нас. А когда об этом стали думать мы, он успел уже убыть
